Парижане. История приключений в Париже

На протяжении веков главные скотобойни и мусорные свалки занимали место, где находилась виселица Монфокон (огромная каменная виселица, построенная в XIII в. во владениях графа Фокона, на которой одновременно могло быть повешено пятьдесят человек. – Пер.) – массивная средневековая башня с зияющими окнами, в каждом из которых на цепи висел труп, терзаемый воронами. По мере разрастания города в сторону нынешнего парка Бют-Шомон (на северо-востоке Парижа. – Пер.) и деревни Ла-Вийет, росло и количество мусора вокруг него, и смрад стал невыносимым. В 1817 г. было принято решение переместить скотобойни в Обервийе, а гниющую гору отбросов – в пользующийся дурной славой лес Бонди. К 1849 г. каждый день из Парижа по каналу Урк стали выходить длинные тяжелые баржи, чтобы сбросить городские экскременты в Бонди.

Лишь спустя несколько лет, в течение которых мусор сплавляли по воде в лес, опасность стала очевидной. Бонди снова стал представлять угрозу на северо-восточном горизонте, словно административное удобство стало нечаянным слугой древнего проклятия. В 1883 г. группа озабоченных граждан предупредила власти о новой угрозе с помощью книги под заглавием «Загрязнение Парижа». Каждый год с наступлением теплой погоды северо-восточные кварталы Парижа окутывал мерзкий смрад. На обложке книги был изображен город, разделенный на двадцать округов. Небольшой черный прямоугольник в правом верхнем углу с надписью «Бонди» подвергал Париж вредоносному излучению. Пять округов, обращенных к Бонди – десятый, одиннадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый, – были окрашены черным; другие были серыми или белыми, в зависимости от того, на каком расстоянии они находились от источника инфекции. Внутри книги эта диаграмма появлялась снова, на этот раз вместе с небольшой таблицей, показывающей цифры ежегодной смертности, включая самые высокие показатели в округах, ближе всего расположенных к Бонди, и краткой подписью: «Эта карта говорит сама за себя».

Старый лес Бонди казался жалким в сравнении с современным, который убивал парижан тысячами. «Чистильщики канализационных водостоков, живодеры и промышленные рабочие наводнили Париж и богатеют за его счет». А кем были те смертоносные паразиты, которые жили в губительной для здоровья местности в проржавевших, разрушенных домах, где нормальные люди чувствовали позывы к рвоте, как только делали вдох? Кто-нибудь видел их документы? Согласно этой книге, незарегистрированные рабочие, которые жили за счет городских отбросов, были «мигрантами-иностранцами, главным образом немцами и люксембуржцами сомнительного происхождения»… Было не ясно, то ли угроза Парижу исходит от его собственных нечистот, то ли от чужестранцев, которые их перерабатывали.

В 1911 г., бросив вызов зловонию, один этнолог решил посмотреть, что осталось от старого образа жизни. Он отправился в лес Бонди в годовщину рождения Девы Марии. Там, между деревнями Клиши и Монфермей, он обнаружил паломников, которые по-прежнему стекались к небольшой часовенке Нотр-Дам-дез-Анж. Но древние традиции были заражены – или так показалось этнологу – тем, что он принял за современный мир. Нигде не бросалась в глаза простая набожность средневековых крестьян. Тошнотворный запах жареной пищи висел над деревянными лачугами, в которых разместились паломники, а многих верующих вдохновляло явно что-то другое, но не религиозное усердие: «Можно быть совершенно уверенным в том, что для большинства из тысяч людей, которые посещают часовню, вода чудодейственного источника не является главным источником питья». Сама часовня недавно была ограблена, что, по-видимому, доказывало, что ничего святого уже не осталось.

Несмотря на разрастание огромного соседа, изменения на северо-восточные холмы пришли медленно. По мере того как вредоносные запахи уступали современным технологиям, все большие части леса стали делиться на участки и продаваться парижским торговцам, ищущим недорогие дома в уединенных уголках «за городом». Они привезли с собой грабли и секаторы, а также пролетарские идеалы и организации. Когда старая иерархия землевладелец – крестьянин распалась, деревни стали частью «красного пояса» социалистических и радикальных советов, которые стали представлять еще одну угрозу безопасности Парижа. И все же сельскохозяйственное прошлое держало цепко, и даже с началом Второй мировой войны владелец одного из таких скромных земельных участков мог собирать для своих розовых кустов навоз от коров, которые бродили по главным улицам Ливри и Клиши.