Парижанин из Москвы

Третья встреча О.А и И.С., как ни удивительно, случилась и случилась неожиданно! Либо она готовилась втайне, либо, скорее всего, Ольгу Александровну приводит в Париж в середине сентября 1949 года её женская интуиция. Об этом визите мы узнаем позже — О.А благодарна «дорогулечке-дружочку за две недели» совместного пребывания в Эсбли, северо-восточнее Парижа. Но узнаем гораздо меньше, чем о весне и лете 1946-го, побудивших наших адресатов три года назад к не сразу, но оттого ещё более бурной и обширной переписке. Её нынче не последовало. В письмах после Эсбли всё как-то глухо, мимолётно; возникает некая М. Ф. Карская, о которой беспокоится О.А. после возвращения в Батенштайн. В этом же письме и как бы в одном ряду вспоминается уже снившийся ей в Эсбли сон о «Серафиме Саровском в сиянии». Сон повторился ещё более ярко по возвращении домой. Может быть, И.С. читал ей в Эсбли свой прекрасный рассказ «Еловые лапы»? Цветные сны вообще неведомы очень многим людям…

Похоже, Ивану Сергеевичу и прежде не сильно нравились восторги вокруг него людей не близких. Из всего немноголюдного окружения писателя О.А. прониклась симпатией только к Меркуловым, наименее жалуемым Иваном Сергеевичем, но именно через них старается она побольше узнавать об И.С. А теперь ещё и некая М. Карская посещает его, когда он не прибран, болен, а она оживлённо болтает и много курит. Ей что-то надо? И.С. кротко сносит неудобства, он привык, так было и с приездами О.А. в Париж: вместо них двоих и чтоб никого больше — обязательно «проходной двор», кто угодно ещё, чтобы эти кто-то и потом наносили ненужные писателю светские визиты.

Судя по письмам, возобновившимся позже, Иван Сергеевич твёрдо принял правила Ольги Александровны, чтобы поберечь её здоровье. Теперь это не частые, но умиротворяющие письма. И вот в награду за это понимание её правил, отсутствие упрёков — признательность за Эсбли: «я так много получила от Вас духовной поддержки и нового подъёма к работе». Это всё о времени загадочного пребывания вдвоём и вне Парижа. Но скорее печального, чем загадочного: позже кто-то из них обронит, что обе недели в Эсбли И. С. проболел. А «подъёма» у О.А. тоже хватит ненадолго.

Но, возможно, именно предстоящей встрече мы обязаны творческому подъёму и появлению рассказа «Приволье», накануне приезда в Париж О.А. Одного из лучших рассказов последнего периода жизни писателя, уровня рассказа-шедевра «Чужой крови».

А от Ольги Александровны ни перед, ни после Эсбли нет никаких сообщений о каких-либо новых её работах. Может быть, и сама поездка была для её здоровья не менее сложна, чем для И.С., но ведь не только «дорогулечку-дружочка», но и себя она видела не всегда реально.

И здесь, не в полной реальности, они оказываются едины, это отметит И.С.: в конце 1949 года их ждут одновременно ужасные физические, ни с чем прежним не сравнимые страдания. И только ли физические?

Между тем, как когда-то Ивана Сергеевича абсолютно всё восхищало в О.А, так отныне снова восхищает Ольгу Александровну в произведениях Ивана Сергеевича. Хотя ещё так недавно целые письма подвергали критике «Куликово поле» и образ Дари. Теперь ей нравится и то, и другое. Её приводят в восторг статьи Шмелёва о Чехове и Достоевском, рассказ «Приволье» — в самом деле, убедительное доказательство не угасшего таланта, но подорванных физических сил.

Кажется, рассказ создан только потому, что писатель воскрес в августе 1949 года одним лишь ожиданием предстоящей встречи в Эсбли. Кто знает, получи могучий дух И.С. поддержку от О.А. хотя бы в эту третью и последнюю личную встречу, останься О.А. с ним в Париже, она могла бы продлить ему не только жизнь, но и творческий подъём. Но вглядывалась ли до сего времени О.А. в План своей жизни? Для чего женщине дан такой талант — «сводить с ума», который поэт назовет женским «геройством»?

Что может быть печальнее человеческих несовпадений?

Работа становится добрее к писателю, когда так плохо со здоровьем: выходят книги, переиздаются знаменитые «Богомолье» и «Лето Господне», французы читают на своём языке «Пути Небесные». Американцы хотят издать «Человека из ресторана»! Шмелёв уже прикидывает, какая реклама тронет американского читателя.

Эта книга дважды спасла автора в период революционного лихолетья: сначала от пули — его отпустил следователь, узнав в нём автора «Человека из ресторана», потом их с женой от голодной смерти — в умирающем от голода Крыму продавец вынес ему из закрывшейся пекарни буханку хлеба. А модное набирающее силу издательство YMKA (ИМКА) обещало выпустить «Куликово поле»!

О.А. попытается оживить их любовь, как она её понимает, рассказом о своём впечатлении от оперы Гуно «Фауст» — в Утрехт приезжала труппа из Швейцарии. Может быть, она вспомнила, ей рассказывал И.С., как в ранней юности он любил слушать эту оперу в Большом театре, как водил туда юную Олю Охтерлони?