Парижская тайна, или Истина в вине

У того на губах запузырилась кровавая пена. Сивко дернулся и затих. Михаил поднял голову и увидел на краю поля машину с крытым верхом и микроавтобус с синей полосой. Полиция приехала. И, похоже, ОМОН. Театр военных действий пополнился свежими силами. За исход операции теперь можно быть спокойным.

– Как кстати, – сквозь зубы сказал он и стал шарить по карманам покойника.

– Эй, мужик, ты чего! – запротестовала охрана.

– Мне нужен ключ. Там заперта женщина. Ключ-то я могу взять?

Охранники Сивко переглянулись. Старший неохотно сказал:

– Ну, бери.

Михаил нашел ключ, сунул его в карман и тут спохватился:

– Зигмунд! Где Зигмунд? Заложник где?

– Да вон он лежит, – кивнул через плечо старший.

Отец Ники лежал на боку в глубокой борозде, глаза его были закрыты. Михаил вздрогнул, потому что увидел кровь. «Что я ей скажу?!» Лицо у Зигмунда было спокойное, а сам он казался таким маленьким, как ребенок. Сивко взял в заложники его, а не жену, потому что почувствовал слабину. Прикрываться Зигмундом было проще.

Михаил подошел, чувствуя, что ноги подгибаются. «Как я ей скажу?» И в этот момент Зигмунд открыл глаза. Взгляд у него был просветленным. Сомелье коротко вздохнул и подтянул ноги к груди, скрючившись еще больше. И тихо сказал:

– Хорошо.

– Ты не ранен?

– Нет, нет, все хорошо.

– А кровь?

Зигмунд улыбнулся и закрыл глаза. «Это не его кровь», – догадался Михаил.

– Хорошо. Тихо, – не открывая глаз, повторил Зигмунд.

– Тихо?

Он прислушался. Там, у ворот шла стрельба, в нескольких метрах отсюда хрипели деревенские, припечатывая кирзу к отутюженным брюкам и пиджакам москвичей, орали омоновцы, увязая на бегу в пашне, работали моторы подъезжающих машин. Влажный воздух был до предела насыщен звуками, хоть режь его пластами, как мармелад, и объедайся. Но Михаил тоже подумал: «Тихо». Для Зигмунда все уже закончилось, он отходил от шока, все-таки не каждый день тебе к горлу приставляют нож и прикрываются тобой, как щитом. После такого стресса наступает полное безразличие ко всему. Зигмунду сейчас и в самом деле хорошо. Жить всегда хорошо.

– С Никой все в порядке, – сказал Михаил. – И с вашей женой тоже.

– Хорошо.

– Скоро придет врач. А… где Дмитрий Александрович?

– Он улетел.

– Улетел?

– Он всегда хотел улететь. Его зовет небо.

«Вертолет!» – сообразил Михаил. Зигмунд был похож на ребенка, на маленького ребенка. И говорил так же. Но это пройдет. И скоро. На него же, как ливень, вдруг обрушились звуки. Крики, стрельба, работающие моторы… Михаил словно очнулся.

– Небо, говоришь? Ну, я тебе сейчас подарю небо! В алмазах!

Он передернул затвор «ТТ» и побежал к проему в стене, увязая по щиколотку во влажной земле. Туда, к вертолетной площадке. Надо быстрее… быстрее… И здесь Михаил опоздал: Воронов уже сидел в вертолете и пытался взлететь. И это у него получилось.

– Стой! – заорал Михаил и выстрелил по вертолету.

За прозрачным стеклом кабины он увидел Воронова в летном шлеме. Тот улыбался. «Супермен, – понял он эту улыбку и словно услышал ласковое: – Мальчишка… Щенок…» Он захлебнулся потоком воздуха от работающих лопастей. Кидаться на вертолет было бессмысленно. Пришлось лечь на землю. Он попытался собраться и выстрелил. Еще раз. И еще… Воронов улыбался. Нет, смеялся! Михаил чуть не застонал от досады. Так тяжело ему было лишь в горах, на обледенелом склоне. Ветер сбивал с ног, ботинки скользили, руки ныли, а обожженное морозом лицо горело. Он ничего не соображал тогда, работали только инстинкты, и главный из них – инстинкт самосохранения. Выжить. Только бы выжить. Все остальное потом. «Вот это был экстрим!» – говорил он после с упоением девочкам, открывшим рты. Но тогда он так не думал. Об экстриме и вообще. Вообще не думал. Потому что спасал свою жизнь.

Сейчас экстрима добавил Воронов, высунув из кабины вертолета дуло автомата. Целиться ему было неудобно, потому что приходилось одновременно набирать высоту. Вертолет задергался, а Михаил проворно перекатился к самому краю площадки. Тоже на инстинкте. Воронов бил не прицельно, но пуля, она же дура. Да и страху Ворон хотел нагнать. Но страха у Михаила почему-то не было. Не получалось бояться.

«Либо в него, либо в мотор… Либо в него…»

Одна очередь, другая. Все? Запал кончился? Или патроны? Михаил понимал, что надо подождать. Сколько осталось патронов в обойме? Он пытался сосчитать, но попробуй сосредоточиться, когда в тебя лупят из автомата с пятиметровой высоты! Мать его так! И тут он вспомнил. Патроны, которые нашел в спальне Елизаветы Петровны! Ай, кстати! Лежа на спине, перезарядил «ТТ». Теперь у него была полная обойма.

«Надо подождать. Либо в него, либо…» Он даже подумал: да черт бы с ним, пусть летит. Полиция потом разберется. Ну куда Воронов денется? Вертолет – это от отчаяния. Ворон в безвыходной ситуации. Если только у берегов Москвы-реки у сумасшедшего миллионера не припрятана подводная лодка. Пусть летит.

«Пусть летит, – подумал Михаил, поднимая пистолет. – Пусть летит».