Парижская вендетта

Он солгал Малоуну. Даже если бы ему удалось натравить на Эшби Элизу Ларок, он все равно расправился бы с этой сволочью своими руками. Никого не подпустил бы.

Только сам.

И прошлой ночью Торвальдсен не позволил Джесперу стрелять — сам убил Амандо Кабрала и его пособника. Неужели он превращается в законченного преступника-убийцу? Нет, он — мститель. Но… есть ли между ними разница?

Он полюбовался на свет насыщенным цветом напитка в бокале, сделал глоток и задержал бренди во рту, наслаждаясь вкусом.

Веки сомкнулись.

В памяти, точно кадры немого фильма, мелькали обрывки воспоминаний, вспыхивали на миг и гасли. А ведь сколько лет прошло! Он почти забыл о прежней жизни — и вот она снова ему явилась в виде размытых картинок. Подразнила и исчезла.

У Торвальдсена задрожали губы.

Теперь Кай лежал рядом с матерью на семейном кладбище, на территории поместья, среди предков, покоящихся там много веков. Похоронили его в простом сером костюме с желтой розой в петлице. Любимый цветок сына. Любимый цветок Лизетты.

Из гроба шел кисловатый запах сырости — запах смерти.

С новой силой нахлынуло горькое ощущение одиночества. Сердце сжалось от тоски.

Торвальдсен осушил бокал до дна.

Прочь сомнения!

Да, Грэма Эшби он убьет сам.

ГЛАВА 36

Париж

Понедельник, 24 декабря

11.00

Малоун вошел в собор, прилепленный, будто случайный довесок, к южному краю величественного Дома Инвалидов. Барочное строение, украшенное по фасаду дорическими колоннами и монументальным фронтоном, венчал огромный позолоченный купол с фонарем и шпилем. Изначально по задумке Людовика XIV королевский храм олицетворял великолепие французской монархии, однако Наполеон превратил его в место последнего упокоения полководцев. Тюренн, Вобан, Фош — три знаменитых французских маршала тоже лежали здесь. В 1861 году под куполом похоронили самого Наполеона, чуть позже к нему перенесли двух братьев и сына.

Даже в канун Рождества спустя всего час после открытия в храме было не протолкнуться. На стене висело объявление с просьбой снять головные уборы и не шуметь, хотя религиозные службы тут больше не проводились.

Ночевал Малоун в «Рице» — о номере позаботился Торвальдсен. Долго ворочался, в голову лезли тревожные мысли о Сэме, о Хенрике. Впрочем, Сэмом занималась Стефани, а у нее все всегда под контролем. Датчанин беспокоил его куда больше. Месть обходится дорого, не только в смысле денег — это он знал по себе. Торвальдсена надо удержать во что бы то ни стало. Но пока неясно, как…

Малоун подошел к мраморной балюстраде и, запрокинув голову, начал рассматривать роспись купола. Сверху вниз на него глядели евангелисты, апостолы, французские короли. Он опустил глаза вниз, на гробницу Наполеона.

Останки императора хранились в семи гробах, сложенных один в другой: два свинцовых, один из красного дерева, один железный, один из эбенового дерева, один из дуба. Последний, наружный, — римский саркофаг из красного порфира, украшенный лавровыми венками, — стоял на зеленом гранитном основании. Формой он напоминал ковчег, около двенадцати футов в длину и шести в высоту. Гробницу окружали двенадцать огромных скульптур, символизирующих победы Наполеона, а в полу были высечены названия его крупнейших удачных сражений.

На другом конце переполненного зала у круговой ограды Малоун вдруг заметил Грэма Эшби. Стефани точно его описала.

Кроме того, час назад Торвальдсен сообщил, что детективы отследили путь англичанина от Лондона до парижского знаменитого музея. Рядом с Эшби стояла красивая женщина с длинными струящимися волосами, очень похожая на другую недавно встреченную блондинку, знакомство с которой чуть не стоило ему жизни.

Упираясь бедрами в ограждение, чуть изогнувшись назад, женщина указывала на эффектный пояс антаблемента, опоясывающего собор, — видимо, отвечала на вопрос Эшби. Наверное, Кэролайн Додд. Торвальдсен вкратце о ней рассказывал. Любовница англичанина, специалист по средневековой истории и литературе. Значит, Эшби намеревается отыскать что-то важное, раз она здесь.

Шум в зале усилился. В парадные двери хлынула новая волна посетителей, каждый по очереди оплатил вход.

Малоун с восхищением рассматривал мраморные украшения, купол, опирающийся на величественные коринфские колонны. Обилие символов монархической власти напоминало гостям о королях, что молились здесь прежде, и об императоре, что покоился здесь теперь.