Когда посреди ночи наш автобус, тяжело громыхая, въехал в обнесенный стеной город, никто в Памплоне не спал. Улицы были настолько плотно заполнены людьми, что я не представляла, как мы будем двигаться дальше, но танцующие волной откатывались от громыхающего автобуса, а потом снова смыкались за ним. Мы медленно катились вверх по узким улочкам, пока не добрались до городской площади, где шум и движение достигали апогея — танцоры кружились, музыканты били в барабаны и дудели в язычковые трубы, с грохотом и белым дымом взрывались фейерверки. В суматохе мы чуть не потеряли наш багаж. Когда же наконец мы, крепко зажав в руках вещи, нашли свою гостиницу, оказалось, что наш номер, заказанный Эрнестом заранее, уже занят.
Когда мы снова вышли на улицу, Эрнест велел мне стоять на месте и ждать, пока он найдет жилье. Я видела, как толпа понесла его с собой, и сомневалась, что ему удастся снять комнату или просто вернуться ко мне. Казалось, даже улицы находятся в движении. Прислонившись к массивной каменной стене, я старалась удерживаться на одном месте, а мимо проносились танцующие люди в синих и белых нарядах. Женщины в ярких свободных юбках носились кругами, прищелкивали пальцами и отбивали чечетку высокими каблуками прямо на булыжной мостовой. Их распущенные волосы смотрелись очень красиво. У некоторых в руках были тамбурины или колокольчики, и хотя музыка с резкими звуками дудок и барабанов, от которых у меня дрожали коленки, казалась хаотичной, женщины, видимо, слышали ее ритм и двигались превосходно — их ноги одновременно взмывали вверх, а руки образовывали дуги. На мужчинах были синие рубашки и брюки, красные шейные платки, они танцевали большими группами. Они обменивались радостными короткими криками, тут же заглушаемыми общим шумом. Ничего подобного я никогда не видела.
Каким-то образом Эрнест отыскал дорогу в этом безумии. Он вернулся за мной: номера во всех гостиницах были зарезервированы еще за несколько недель, но ему удалось снять комнату неподалеку в частном доме на шесть ночей за цену, в два раза превышающую нашу плату за парижскую квартиру.
— Так дорого? — от названной цифры мне стало нехорошо. — Разве мы можем это себе позволить?
— Успокойся, малыш. Получу деньги за очерки. Мне необходимо быть здесь. Я это остро чувствую.
Спорить с его предчувствием я не могла — тем более что валилась с ног от усталости. Мы с радостью вселились в снятую комнату — в противном случае нам пришлось бы, как и остальным, провести ночь на улице. Весь год город ждал этой недели, этой зажигательной ночи. Казалось, люди на улицах могли танцевать вечно, и мне вдруг подумалось: как странно, что в Париже мы торопились попасть домой, чтобы избежать хаотичного празднования Дня взятия Бастилии, а ведь здесь то же самое, только еще безумнее.
В шесть утра я окончательно встала, понимая, что отдохнуть мне не удастся, и вышла на балкон. Внизу, на улице, народу было не меньше, чем ночью; казалось, все чего-то ждали. Приближалось время, когда выпускали быков, и они бежали по улицам; но я этого не знала, хотя чувствовала: что-то готовится. Вернувшись в комнату, я неслышно оделась, но сон Эрнеста слишком чуткий, и он сразу проснулся. Когда мы вместе вышли на балкон, раздался пушечный выстрел. Над площадью поплыл белый дым, и толпа внизу вдруг запела. Расположение нашей комнаты было превосходным. С нашего балкона мы слышали и видели все, что происходит внизу. Группа мужчин и юношей страстно пела испанскую песню. Я ничего не понимала, но в этом не было необходимости.
— Мне кажется, в песне говорится об опасности, — прокричала я сквозь шум Эрнесту.
— Счастье риска, — отозвался он. — Им не терпится испытать себя. Узнать, смогут ли они победить страх.
Он знал, что скоро выпустят быков. Гертруда и Алиса рассказали в подробностях обо всем, что видели на фиесте в прошлом году, то же сделал и Майк Стрейтер. Но Эрнесту этого было мало, он хотел все увидеть сам. И если б не я, он не стоял бы на балконе. На самом деле ему хотелось быть на площади и тоже готовиться к бегу.
— Да здравствует Сен-Фермин! — кричала толпа.
Снова прогремела пушка — это выпустили быков, и мы увидели, как мужчины быстро побежали по булыжным мостовым. На тех, кто бежал, были белые рубашки и штаны с ярко-красными поясами на талии, на шее — такие же красные платки. Некоторые держали в руках газеты, чтобы отгонять быков, на лицах у всех застыло почти экстатическое выражение. За бегущими людьми с топотом неслись шесть быков; от их мощи пол трясся под нашими ногами. Стук копыт громоподобным эхом разносился по улице, низко опущенные крупные темные головы были смертоносным орудием убийства. Некоторые мужчины, не выдержав напряжения, карабкались на заграждения, установленные вдоль улицы. Зеваки помогали им, но в толпе явственно ощущалось предвкушение, что кому-то не повезет — он окажется недостаточно быстрым или ловким.