Парижские бульвары

Аббат Барди с усмешкой взял со стола длинный нож – тот самый, что использовала Валентина для операции, – и, зло ухмыляясь, пальцем испробовал его лезвие. По лицу аббата было видно, что он доволен. Маркиз де Лескюр добыл из тайника короткий обрубок шпаги – этого было достаточно, чтобы распороть не один живот. Юный Эли вооружился большим бутылочным осколком. Я вспомнила о своем пистолете и снова нащупала его рукоятку в складках юбки. Если понадобится, я знаю, как им воспользоваться.

Из тюрьмы, подхватив под руку по две или три женщины, вприпрыжку убегали подозрительного вида молодчики – не то грабители, не то сутенеры. Женщин, которых они выводили из тюрьмы, никто не задерживал.

– Смотрите! – пораженно прошептал Эли. – Они отпускают их!

– Как бы не так! – сказала я раздраженно. – Вы просто слепы, друг мой! Они отпускают проституток, мошенниц и воровок – разве вы не видите?

Сама я прекрасно узнала тех уличных нимф, что совсем недавно были моими соседками по камере. Все первые шлюхи Латинского квартала были среди чудесно спасшихся. Кроме того, невиновными признавались десятки других всевозможных прожигательниц жизни и злостных воровок.

– Ей-богу, впервые в жизни жалею, что я не шлюха, – проворчал аббат Барди. – Или, по крайней мере, не сутенер.

Аббат Эриво тихо молился в углу, шепча: «В руки твои, Господи, предаю душу свою».

Валентина тихонько нашла мою руку в складках платья и крепко сжала. Мою подругу колотила дрожь. А когда со двора донесся неслыханно пронзительный вопль, я ясно ощутила, как спазмы ужаса прошли по телу Валентины и невольно передались мне.

– Все будет хорошо, – прошептала я ей в утешение, сама не сознавая, что говорю.

Толпа хохотала, медленно обступая полную черноволосую женщину с безумным выражением лица – я узнала в ней сумасшедшую вдову Дерю, посаженную сюда за детоубийство много лет назад, и не могла понять, почему они к ней прицепились. Чем она виновата? С дикими выкриками и воем, требуя отдать ей ее ребенка, Дерю бросалась на своих палачей – они отбрасывали ее пиками и смеялись, наблюдая, как кровь заливает рубашку. Один из санкюлотов проткнул сумасшедшую сзади саблей – острие насквозь пробило тело и вышло под грудью. Двор тюрьмы окрасился первой лужей крови. Дерю потащили к гильотине и, уже мертвой, отрубили голову. Голова была тут же водружена на пику, как первый из почетных трофеев.

С остальными женщинами расправлялись подобным же образом. Кровь брызгала во все стороны, пятнами летела на стены, а убийцы чуть ли не вымазывали себе ею лица, чтобы казаться мужественнее.

Потом был где-то раздобыт список заключенных, и у жертв даже спрашивали имена. Убийцы, устроившие что-то наподобие трибунала, с хохотом обсуждали то или иное дело и с легкостью выносили приговоры. Воспитанниц приюта насиловали прямо на земле, в лужах крови, а потом тащили на гильотину – можно было утверждать, что ни одна из них не спаслась. Санкюлоты откровенно радовались, хохотали и требовали оплатить им эти дни по обычному тарифу. Они почему-то были уверены, что вершат справедливость.

Во двор выволокли дряхлого старика лет семидесяти и его дочь, совсем еще юную, – на вид ей было не больше шестнадцати. Сабли уже взметнулись над стариком, когда дочь с отчаянным криком упала на колени перед главарем всей этой банды, игравшим роль председателя трибунала. Тот дал знак повременить.

– Мы не аристократы! – уверяла девушка. – Не аристократы, поверьте! Мы ни в чем не виновны!

Главарь сделал едва заметный жест, и я с ужасом, от которого заледенела в жилах кровь, увидела, как один из санкюлотов протягивает несчастной стакан крови. Она инстинктивно отшатнулась. Санкюлоты захохотали.

– Хочешь, чтобы твой отец был жив? Хочешь?

– Да, – ответила она.

– Тогда пей! Это аристократическая кровь! Пей, это тебе должно быть приятно! Пей, чтобы мы поверили!

Я никогда бы не подумала, что в силах человеческих исполнить подобное требование. Она повиновалась, и это был единственный случай, когда из тюрьмы Ла Форс кто-то из заключенных вышел подобру-поздорову.

– Смерть аристократам! Смерть! – гремело над Ла Форс.

Все было в крови – стены, деревья, люди. Все выше поднималась гора трупов и груда голов. Это был ад, кошмар. Каменный двор дымился от теплой крови, впитывающейся в его камни. И над всем этим стоял чудовищный вой голосов. Ни ударов, ни пуль, ни издевательств не жалели. Отвратительные эксцессы убийств превосходили все мыслимое. Каждый санкюлот должен был получить по голове на пику.

– Смерть, смерть, смерть! – выли санкюлоты. – Долой аристократов!

Я уже видела, что они закончат только тогда, когда некого будет убивать.

Когда во двор Ла Форс вытащили принцессу де Ламбаль, толпа взревела от восторга. Опьяневшие от кровавых испарений, санкюлоты требовали и уже предвкушали новую расправу. Все были рады, что отомстят подруге королевы. Я знала, что со мной поступят таким же образом, если узнают мое имя.