Парижские истории

Оставив машину, можно пройтись по неизменно безлюдной улице, зайти в булочную и maison de la presse, заглянуть в кафе де Пари (или де ля Пляс, или де ля Гар), где, принимая анисовый аперитив, местные знатоки брюзжат по поводу объединенной Европы, делают ставки на бегах, покупают лотерейные билеты. К некоторым клише не стоит относиться свысока: мы не заметим, как все это в один прекрасный день исчезнет.

Департаментская дорога — неотъемлемая часть французского сельского пейзажа и даже культурного наследия. Ей посвящали песни, ее снимали в кино. Таких дорог много, но у меня она вызывает одну устойчивую ассоциацию: какой-нибудь недальний от столицы регион — Бургундия или Шампань, лето, тепло, но не жарко, как на приморском юге, дорога обсажена довоенными тополями, впереди движется «ситроен» или едет велосипедист, а в качестве фона звучит песня Шарля Трене «Douce France, chere pays de mon enfance».

Зачем куда-то ехать, если есть Париж? Но в этой однодневной поездке на природу в выходной день нет невнимания к городу; наоборот, она учит лучше понимать и ценить его, видеть сходства и различия с провинцией, которая во Франции в последние десятилетия становится все более условным понятием.

В 1987 году я напросился в кабину машиниста на пилотной линии скоростного поезда TGV, связавшего Париж со вторым по значению городом страны — Лионом. Первые TGV казались фантастикой. Считается, что с появлением скоростного поезда французская промышленность преодолела комплекс неполноценности. Четверть века спустя на карте страны легче обозначить те регионы, где пути для TGV еще не проложены, чем те, где их нет. Недавно отменили за ненадобностью авиарейс из Парижа в Страсбург — стало удобнее добираться по железной дороге. Ушли в прошлое купе и ночные поезда внутри страны. Такой ходил из Парижа в Ниццу. Теперь можно жить в деревне и ездить на столичные спектакли.

Социолог Жан Виар, много лет изучающий то, как меняется лицо страны, пишет, что сеть TGV качественно изменила жизнь. Как он выразился, «жалюзи в маленьких городах перестали опускать в несезоны». Сегодня Париж всего в трех часах езды от Средиземного моря, в двух с половиной от Авиньона, в трех от Марселя и Бордо, а ведь это всегда был другой мир, в котором дышалось по-другому. Кому-то жаль, что деревни становятся слишком цивилизованными, однако у явления есть вторая сторона: бегство из сельской местности остановлено. Некогда сонные города Экс-ан-Прованс, Монпелье, Тулуза, Нант сегодня полны жизни. У них открылось второе дыхание. Филиал Лувра построили в депрессивном северном городе Лансе, который раньше славился разве что своей футбольной командой.

С самых первых разговоров с парижанами я усвоил, что наступит момент, когда собеседники укажут, из какого они региона, департамента и так далее, вплоть до деревни. Если не сами оттуда, так родители, дедушки и бабушки. На меня влияло советское воспитание: такая доскональность в том, откуда кто родом, казалась искусственной. Тем более в небольшой по российским масштабам стране, давно не поделенной на мелкие княжества. Со временем приходит понимание, как много здорового начала в такой сильной привязанности к земле, к почве, к тому, что описывается французами уютным словом terroir, то есть произведенному на месте, региональному, с корнями и происхождением, которые можно проследить. Когда Европа повернулась в сторону биопродуктов, все это приобрело дополнительную ценность.

Эта любовь не обязательно связана с красотой природы, близостью к морю или к Альпам — Франция, как никакая другая европейская страна, награждена Богом разнообразием пейзажей. Есть французы, которые самозабвенно говорят о достаточно скупой природе Севера или Пикардии.

В зеленом мишленовском гиде по Франции вводную часть открывает именно раздел «пейзаж», и только потом следуют история и искусство. Пейзаж для французов — предмет гордости, патриотизма, беспокойства, социологических исследований. Это важная составляющая часть того, что называется во Франции identit'e nationale, «лица» страны, ее уклада, быта, образа жизни. Рассказывая о своих географических корнях, парижанин, возможно, даже употребит слово pays (страна), то есть будет говорить о малой родине как об отдельной стране, накладывающей отпечаток на характер, мировоззрение, речь.

В одном из интервью, посвященном его успехам на французском телевидении, ведущий культовой литературной передачи «Апостроф» Бернар Пиво, обобщая упреки в свой адрес как к неофиту, осмелившемуся еженедельно разбирать чужие литературные произведения, сказал, что его называли: «Trop Bourgogne, pas assez Bordeaux». Иными словами, кто-то из критиков воспринимал его как слишком простоватого бургундца без того аристократизма, который должен отличать выходца из района Бордо.