Поначалу взгляд у него был мутный, остекленелый: он ничего не выражал, но постепенно прояснился и стал осмысленным; больной остановил его на хирурге-любителе.
— О, господин Сальватор! — обрадовался он. — Клянусь Богом, я рад вас видеть.
— Тем лучше, дорогой мой Бартелеми! — отозвался молодой человек. — Я тоже рад вас видеть. А ведь я едва не лишился навсегда этого удовольствия.
— А-а! — понемногу пришел в себя Бартелеми. — Так это вы пустили мне кровь?
— Ну да, — ответил Сальватор, тщательно вытирая ланцет и убирая его в сумку.
— Так вы, стало быть, не хотели моей смерти?
— Я? А почему я должен ее хотеть?
— Вы же спустили меня с лестницы, я и подумал, что такое делают, когда хотят кого-то убить.
— Да вы с ума сошли!
— Нет, я так понимаю: мы убиваем того, кто нас разозлит; я вас разозлил, когда отказался отворить окно. Но, после того как я собирался его закрыть, черт побери, вы же понимаете, не мог я, даже по вашему приказанию, отворить его! Ведь я упал бы в собственных глазах! А этот щёголь посмеялся бы надо мной!
— Этот щёголь только что мне помог спасти вам жизнь, Бартелеми. Как видите, он, как и я, не желал вам зла.
Бартелеми повернул голову и увидел, что Жан Робер улыбается ему.
— Ей-ей, это правда! — обронил плотник.
Жан Робер протянул ему руку.
— Забудем прошлое, друг мой, — произнес он.
— О, я не злопамятен, и раз вы предлагаете мне руку... — отозвался Бартелеми.
— Я бы с удовольствием начал наше знакомство с рукопожатия, — сказал поэт. — Признайтесь: вы сами этого не пожелали.
— Это правда, — нахмурившись, подтвердил Бартелеми. — Только дурак может так потерять голову из-за какой-то юбки! Понимаете, господин Сальватор, она опять вернулась с этим прохвостом из "Бобино". А я не могу разделаться с этим оборванцем, и он на это рассчитывает... А она отлично знает, что делает, если возится с этим мозгляком!
— Ну-ну, успокойся, Бартелеми.
— Хорошо вам говорить — у вас рядом ангел Божий, господин Сальватор. Да вы этого и заслуживаете, ведь вы живете ради того, чтобы творить добро, и надо совсем потерять голову, чтобы вас обидеть... Ну, все равно! Хоть я и стар, я хороший отец и не заслуживаю, чтобы у меня отнимали дочь! Вот уже три дня я как безумный везде ищу девочку; должно быть, она ее где-то спрятала, может, у своей матери-прощелыги; но я к ней пойти не могу: как только она меня увидит, тут же во все горло орет: "На помощь!"; я и так по ее милости уже провел две ночи в полицейском участке Сен-Мартен... О! Я провел бы там и четыре, и еще шесть, и еще восемь ночей ради встречи с моей девочкой, моей Фифиночкой... Бедненький мой ангелочек! На святого Жана летнего ей два года будет.
И великан разрыдался как женщина.
— Ну, что я вам говорил? — спросил Сальватор у Жана Робера, с любопытством наблюдавшего за этим необычным зрелищем.
— Вы правы, — согласился поэт.
— Ладно, ты получишь свою дочь, — пообещал Сальватор.
— Вы это сделаете, господин Сальватор?
— Ну, раз я обещаю...
— Да, вы правы, а я дурак: раз вы обещаете, ясно, что вы сдержите слово... Ох, сделайте это, господин Сальватор, сделайте, и вам, знаете ли, не придется больше спускать меня с лестницы. Вам довольно будет сказать: "Жан Бык, прыгай вниз!" — и я брошусь сам.
— Господин Сальватор, — обратился человек, вызвавшийся сходить в больницу, — больница открыта.
— Не для меня, надеюсь? — пролепетал Бартелеми.
— А для кого же еще? — удивился Сальватор.
— Нет, я туда не пойду.
— Как это не пойдешь?
— Не люблю я больницу: больница хороша для нищего сброда, а я, слава Богу, еще достаточно богат, чтобы лечиться дома.
— Да, только вот дома лечение неважное; дома человек ест и пьет не по часам; стоит человеку раза два-три полечиться дома, как делаешь это ты, и в одно прекрасное утро он оказывается в больнице, чтобы выйти оттуда уже в вечный мрак... Идем, Бартелеми, идем!
— Не хочу я в больницу, я же вам говорю!..
— Будь по-твоему! Возвращайся домой и сам ищи свою дочь, ты мне, в конце концов, начинаешь надоедать!
— Господин Сальватор, я пойду куда вы захотите... Господин Сальватор, где больница? Да я боготворю больницу! Вот он я!
— В добрый час!
— Вы заберете у нее мою Фифиночку, правда?
— Обещаю, что не позднее чем через три дня ты о ней услышишь.
— Что я должен делать все это время?
— Терпеливо ждать.
— А можно поскорее, господин Сальватор?
— Обещаю тебе сделать все возможное. Ступай!
— Да, да, ухожу, господин Сальватор. Ой, как странно! Я не чувствую своих ног: не могу больше идти!
Сальватор подал знак — два человека подошли к Бартелеми, он оперся на них и вышел со словами:
— Вы обещали через три дм — самое позднее — узнать, что с моей дочерью, господин Сальватор, так не забудьте!
Уже с другой стороны улицы, с порога больницы, за которым он должен был вот-вот скрыться, плотник еще раз крикнул:
— Не забудьте о моей бедной Фифиночке, господин Сальватор!
— Вы были правы, — заметил Жан Робер, — не в кабаке нужно изучать людей!
XII
ЧТО БЫЛО СЛЫШНО В ПРЕДМЕСТЬЕ СЕН-ЖАК В НОЧЬ ПЕРЕД ПОСТОМ ВО ДВОРЕ ЛАВКИ АПТЕКАРЯ