Парижские могикане

— Посмотрите-ка, — обратился Петрус к товарищам, указывая на дальний угол бастиона, где были свалены в кучу пустые бутылки, осколки тарелок, раковины от устриц, старые вилки, ножи без ручек, ручки без лезвий. — Как видите, снарядов нам хватит!

— Хватит, конечно, — подхватил Жан Робер, — а вот не ранен ли кто-нибудь из нас? Что до меня, то я удары раздавал, но не получал.

— Я тоже жив и здоров! — отозвался Петрус.

— А ты, Людовик?

— Мне кажется, кто-то ударил меня кулаком между челюстью и ключицей; но беспокоит меня не это.

— Что же тебя беспокоит? — поинтересовался Жан Робер.

— Я бы хотел знать, почему от того человека, с кем я в последний раз сцепился, так несло валерьянкой.

В эту минуту толпа взревела, встревожив и без того не на шутку обеспокоенных молодых людей.

VI ГОСПОДИН САЛЬВАТОР

Вид разъяренной толпы пробудил в простолюдинах чувства, противоположные тем, которые испытывали молодые люди.

Плотник и его товарищи понимали, что это подоспела подмога.

Жан Робер с друзьями видели, что для них это новые враги.

Естественно, людям свойственно испытывать симпатию к себе подобным.

Бросая свирепые взгляды на молодых людей, забившихся в своей крепости, сбежавшееся на шум отребье окружило Жана Быка и его товарищей, спрашивая, что происходит.

Объяснить это было непросто, ведь плотник сам был виноват: он потребовал от молодых людей затворить окно.

Другой его промах был более серьезный: он получил от Жана Робера удар кулаком и удар ногой — первый разбил ему лицо, второй расшиб грудь.

Он рассказал толпе, что с ним произошло; но, как ни поворачивал он свою историю, ему не удавалось выйти из заколдованного круга: «Я хотел заставить затворить окно — оно осталось открыто! Я хотел наказать — сам оказался наказан!»

И толпа (как и положено ей), не лишенная здравого смысла, несмотря на предубеждение против «фраков», поняла, — да простится мне просторечное выражение: оно так точно выражает смысл этого понятия! — что Жан Бык остался в дураках, и подняла его на смех.

Плотника не было необходимости распалять.

Если раньше он был в ярости, то от этого смеха он просто обезумел.

Он поискал взглядом молодых людей и увидел, что они забаррикадировались в своем углу и отражают отчаянные атаки четверых его товарищей.

— Стойте! — крикнул он. — Дайте мне разделаться с «фраком»!

Но четверо его товарищей остались глухи.

Зато, правда, немыми их назвать было нельзя.

У Багра под глазом зияла рана: Людовик угодил в него осколком от бутылки.

Жан Робер раскроил табуретом голову Туссену.

Петрус концом палки через щель в баррикаде ранил кошатника в грудь, а каменщика — в бок.

Четверо раненых орали во всю мочь:

— Смерть им! Смерть им!

Сражение в самом деле походило на смертный бой.

Насмешки толпы, вид крови, стекающей по одежде собутыльников и по его собственной, привели Жана Быка в бешенство: он выхватил из кармана циркуль и со страшным этим оружием в руке шагнул к баррикаде.

Петрус и Людовик ринулись было ему навстречу, вооруженные бутылками и готовые размозжить плотнику голову; но Жан Робер, увидев, что остался единственный серьезный противник и нужно раз навсегда с ним покончить, схватил своих друзей за куртки и сдернул их с баррикады, пробил ногой брешь и вышел через нее с тросточкой в руке:

— Так вам мало? — спросил он у Жана Быка.

В толпе загоготали и захлопали в ладоши.

— Нет! — прорычал тот в ответ. — Я не успокоюсь, пока не воткну циркуль на шесть дюймов тебе в живот!

— Стало быть, вы признаете свою слабость и готовы на подлость, Жан Бык? Не можете меня одолеть и потому решили убить?

— Я хочу мщения, тысяча чертей! — выкрикнул плотник, приходя в возбуждение от собственных слов.

— Берегись, Жан Бык! — предупредил молодой человек. — Клянусь честью, ты никогда не подвергался такой опасности, какая грозит тебе в эту минуту.

Он обратился к толпе.

— Вы же люди; постарайтесь урезонить этого человека: вы видите, что я спокоен, а он потерял голову.

Человек пять отделились от толпы и встали между плотником и Жаном Робером.

Но это вмешательство не успокоило Жана Быка, а привело его в еще большее возбуждение.

Движением руки он оттолкнул всех пятерых.

— Ах, никогда мне не грозила такая опасность, как теперь! Ха-ха! Уж не этой ли тросточкой ты собираешься отмахнуться от моего циркуля? А?

И он взмахнул над головой своим остроконечным оружием; циркуль развернулся в воздухе и вытянулся не меньше чем на восемнадцать дюймов в длину.

— Вот в этом ты ошибаешься, Жан Бык, — проговорил молодой человек, — это не простая тросточка, это змея; если ты сомневаешься, — прибавил он, выхватив шпагу из хрупких ножен в виде трости, — вот ее жало!

Толпа взвыла от радости и содрогнулась от ужаса.

Пути назад не было: должна была пролиться кровь; все шло своим чередом по законам драматического искусства — чем дальше, тем интереснее.

— Ага! — с видимым облегчением выдохнул плотник, не чувствуя больше укоров совести. — Итак, ты тоже вооружен? Только этого мне и нужно!