— Милая Волчица, успокойтесь... дело не в корысти, я лично желаю отблагодарить вас.
— Послушайте, — вдруг молвила Волчица, — слышен шум кареты. Да, да... приближается, вот она! Вы заметили, как карета проехала мимо забора? В ней сидит женщина.
— О боже, — с волнением сказала Мария, — мне кажется, я ее знаю...
— Кто же это?
— Молодая прелестная дама, которую я встретила в тюрьме Сен-Лазар; она была очень добра ко мне.
— Разве она знает, что вы здесь?
— Не могу сказать, но она знает того человека, о котором я вам говорила, и он, если она захочет, а она, я надеюсь, захочет, осуществит, наши мечты о воздушных замках, которые занимали наше воображение в тюрьме.
— Место лесника для моего мужа, избушку в лесу для нас, — вздыхая, произнесла Волчица. — Да ведь это чудо... слишком прекрасно, этого не будет.
Раздался шум шагов за деревьями; Франсуа и Амандина, благодаря стараниям графа де Сен-Реми не покинувшие Волчицу, прибежали и, запыхавшись, сообщили:
— Волчица, здесь знатная дама с графом де Сен-Реми, они хотят видеть Лилию-Марию.
— Я не ошиблась!
Почти в тот же момент появился Сен-Реми в сопровождении маркизы д'Арвиль.
Едва увидев Марию, маркиза подбежала к ней и, крепко обняв, сказала:
— Бедная, дорогая девочка... вы здесь... Ах! Спасена... Чудом спасена от жуткой смерти... С какой радостью я вновь вижу вас... Я, как и ваши друзья, считала вас мертвой... Мы так горевали!
— Я также очень счастлива видеть вас, я никогда не забывала вашей доброты ко мне, — с прелестной грацией и скромностью ответила Мария на нежные излияния маркизы.
— Ах, вы не представляете себе, как будут поражены, как безумно обрадуются ваши друзья, они горько вас оплакивали...
Мария взяла за руку отошедшую в сторону Волчицу и представила ее госпоже д'Арвиль:
— Раз мои благодетели рады тому, что я спасена, позвольте мне просить вас поблагодарить мою спутницу. Она, рискуя жизнью, спасла меня...
— Не волнуйтесь, дитя мое..... ваши друзья, узнав, кому они обязаны счастьем видеть вас, не обидят Волчицу.
Волчица покраснела, смутилась, боялась вымолвить слово маркизе д'Арвиль, — так поразило ее присутствие этой важной дамы; но она не смогла утаить своего изумления, слыша, что Клеманс произносит ее имя.
— Нельзя терять ни минуты, — продолжала маркиза. — Я хотела бы возможно скорее увезти вас, Мария; у меня в карете теплое пальто, шаль, идемте, дитя мое... — Затем она обратилась к графу: — Будьте любезны, сообщите мой адрес этой смелой женщине, с тем чтобы она завтра смогла попрощаться с Лилией-Марией. Вам придется навестить нас, — обратилась маркиза к Волчице.
— О, конечно же я приду, — ответила Волчица, — нужно же попрощаться с Певуньей. Я бы очень горевала, если б не могла обнять ее в последний раз.
Несколько минут спустя госпожа д'Арвиль и Певунья уже были на пути к Парижу.
После смерти Жака Феррана, столь сурово наказанного за свои преступления, Родольф возвратился домой в невыразимо удрученном состоянии. Проведя мучительную бессонную ночь, он вызвал к себе сэра Мэрфа, чтобы сообщить верному другу потрясающую новость о Лилии-Марии.
Почтенный эсквайр был поражен, он лучше, чем кто-либо другой, мог понять принца и сочувствовать ему в его глубоком горе. Родольф, бледный, подавленный, с красными от слез глазами, только что рассказывал Мэрфу об этой страшной истории.
— Мужайтесь, — произнес эсквайр, вытирая слезы, так как, несмотря на свой флегматический характер, он тоже плакал. — Да, мужайтесь... вам нужно воспрянуть духом!.. Напрасны любые утешения... такое горе неизлечимо.
— Ты прав... То, что я ощущал вчера, ничто по сравнению с тем, что я чувствую сегодня...
— Вчера... вы были потрясены этим ударом; но воздействие его будет с каждым днем все мучительнее и мучительнее... Значит, только мужество!.. Будущее печально... очень печально.
— К тому же вчера... презрение и ужас, внушенные мне этой женщиной... но пусть сжалится над ней всевышний!.. Теперь она предстала перед ним. И наконец, вчера же неожиданное открытие, ненависть, отвращение, столько неистовых страстей подавляли во мне порывы нежности и отчаяния, а сегодня я не могу удержаться, послушай, ты видишь... я бессилен, я плачу, прости меня. О мое дитя! Мое бедное дитя!..
— Плачьте, плачьте!.. Увы! Потеря невозвратима.
— А сколько ужасных мучений она должна была забыть, — с болью произнес Родольф, — после того, что она выстрадала... Подумай, какая судьба ее ожидала!
— Быть может, такой контраст был бы слишком резким для несчастной девушки, уже испытавшей столько горя?