Парижские тайны

Лилия-Мария от изумления еще сильнее побледнела, колени ее так дрожали, что она вынуждена была опереться на ограду, окружавшую наши скамьи.

Аббатиса произнесла громко и торжественно:

– Мои дорогие дочери, вы убеждены, что сестра Амелия является наиболее достойной среди вас? Признаете ли вы именно ее вашей духовной наставницей? Пусть каждая из вас поочередно ответит на мой вопрос.

И каждая монахиня громко отвечала:

– Свободно, по своей воле я избрала и избираю сестру Амелию своей святейшей матерью и настоятельницей.

Охваченная невыразимым волнением, моя бедная дочь опустилась на колени, сложила руки и оставалась в таком положении, пока не был завершен ритуал избрания.

Вслед за тем принцесса Юлиана, передав посох и перстень настоятельнице, подошла к моей дочери, чтобы взять ее за руку и отвести к креслу аббатисы.

Мой друг, мой нежный друг, я прервал это письмо, должен собраться с силами, чтобы рассказать вам душераздирающую сцену…

– Поднимитесь, дорогая дочь, – сказала ей аббатиса, – займите место, принадлежащее вам. Вы заслужили его за вашу ангельскую добродетель, а не за высокий титул.

Произнеся эти слова, уважаемая принцесса склонилась к моей дочери, чтобы помочь ей подняться.

Лилия-Мария сделала несколько шагов, дрожа от волнения, затем, выйдя на середину зала, остановилась и с поразившими меня спокойствием и твердостью заговорила:

– Простите меня, святейшая мать… я желала бы обратиться к моим сестрам.

– Поднимитесь вначале на ваше кресло аббатисы, – сказала принцесса, – они должны оттуда услышать ваше обращение.

– Это кресло, святейшая мать… не может быть моим, – ответила Лилия-Мария громким дрожащим голосом.

– Что вы говорите, дорогая дочь?

– Столь высокая честь не предназначена для меня, святейшая мать.

– Но вас призывает к этому единодушное желание всех ваших сестер.

– Позвольте мне здесь, стоя на коленях, произнести торжественное признание; тогда и мои сестры, и вы, святейшая мать, поймете, что я едва ли достойна даже самого скромного места.

– Ваша скромность вводит вас в заблуждение, дорогая дочь, – добродушно заметила настоятельница, в самом деле полагая, что несчастное дитя уступает чувству преувеличенной скромности.

Но я догадался, в чем будет исповедоваться Лилия-Мария. Охваченный ужасом, я закричал умоляющим голосом:

– Дорогое дитя… заклинаю тебя…

При этих словах… рассказать вам то, что я увидел в обращенном ко мне взгляде дочери, невозможно… Одним словом, как вам станет ясно, она поняла меня. Да, она поняла, что и я должен разделить позор ее ужасного признания… Она поняла, что после этой исповеди могут и меня обвинить во лжи… потому что я должен был заверять всех, что Мария никогда не расставалась со своей матерью.

При этой мысли бедное дитя осознало, что платит мне черной неблагодарностью… У нее не хватило сил продолжать, она замолчала, удрученно склонив голову.

– Повторяю, дорогая дочь, – заметила аббатиса, – ваша скромность вводит вас в заблуждение… Единодушие сестер, избравших вас, доказывает, что вы достойны заменить меня… Как раз потому, что вы познали радости жизни, ваш уход в монастырь особенно заслуживает похвалы… Нами избрана сестра Амелия, а не ее высочество принцесса Амелия… Для нас ваша жизнь начинается с того момента, когда вы вступили в обитель господню… и за эту примерную святую жизнь мы вас вознаграждаем… Более того, дорогая дочь, если бы, прежде чем вы вошли в нашу обитель, ваша жизнь была бы столь же легкомысленной, сколь она чиста и похвальна здесь… то ваши евангельские добродетели, проявленные здесь с момента вступления в монастырь, искупили бы в глазах господа самые тяжкие грехи прошлого. Внимая этому, дорогая дочь, судите сами, должна ли успокоиться ваша скромность.

Эти слова аббатисы, как вы понимаете, были для Лилии-Марии особенно впечатляющими, так как она считала свой былой позор неизгладимым. К несчастью, эта сцена глубоко ее взволновала, и, хотя внешне она, казалось, обрела спокойствие и твердость духа, я видел, что черты ее лица совсем исказились… В смущении, слабой рукой она вытерла пот со лба.

– Надеюсь, что я вас убедила, дочь моя, – продолжала принцесса Юлиана, – и вы не пожелаете доставлять сестрам глубокое огорчение, пренебрегая их доверием и преданностью вам.

– Нет, святейшая мать, – сказала она слабеющим голосом, с выражением, поразившим меня. – Я думаю, что теперь имею право согласиться… Но так как я очень устала и чувствую, что заболела, вы разрешите, святейшая мать, перенести на несколько дней церемонию возведения меня в сан.

– Будет так, как вы пожелаете, дорогая дочь, но, до того как ваш сан будет благословлен и утвержден… примите этот перстень… Займите свое место… Наши дорогие сестры, по установленному обычаю, воздадут вам почести.

И настоятельница, надев кольцо на палец Лилии-Марии, подвела ее к креслу аббатисы.

Это было простое и трогательное зрелище.