Парижские тайны. Том 2

– Амандина, девочка моя… скажи правду, – мягко настаивал Марсиаль.

– Ну ладно! Если по правде сказать, – робко заговорила Амандина, – эти красивые вещицы лежали в сундуке с материей, его вечером привез Николя в своей лодке.

– Значит, он украл этот сундук?

– Я думаю, что да, братец… он утащил его с галиота.

– Вот видишь, Франсуа, значит, ты солгал! – сказал Марсиаль.

Мальчик понурился и ничего не ответил.

– Дай-ка мне твою косынку, Амандина; давай и ты свой шейный платок, Франсуа.

Девочка сняла косынку с головы, в последний раз полюбовалась пышным бантом, который при этом не развязался, и подала косынку Марсиалю, подавив горестный вздох.

Франсуа медленно достал из кармана шейный платок и, как и сестра, протянул его старшему брату.

– Завтра утром, – сказал Марсиаль, – я верну и то и другое Николя; вам не нужно было брать эти лоскуты, ребята: коли пользуешься краденым – это все равно что сам крадешь.

– А жаль все-таки, они так красивы – косынка и шейный платок, – пробормотал Франсуа.

– Когда обучишься ремеслу и станешь зарабатывать деньги своим трудом, ты купишь себе такие же красивые вещицы. Ну ладно, а теперь пора спать, малыши.

– Вы на нас не сердитесь, братец? – робко спросила Амандина.

– Нет, нет, девочка, ведь это не ваша вина… Вы живете среди прощелыг и, сами того не понимая, поступаете как они… Когда вы окажетесь среди честных людей, вы будете тоже поступать как честные люди; и вы скоро среди них окажетесь… черт меня побери!.. Ладно, доброй ночи!

– Доброй ночи, братец!

Марсиаль обнял обоих детей.

Они снова остались вдвоем.

– Что это с тобой, Франсуа? У тебя такой унылый вид! – сказала Амандина.

– Еще бы! Ведь брат отобрал у меня такой красивый шейный платок! А потом, ты разве не слышала?

– Ты о чем?

– Он хочет увезти нас куда-то и отдать там в обучение ремеслу…

– А тебе это не нравится?

– Нет, не нравится…

– Тебе больше по душе оставаться здесь, где тебя всякий день колотят?

– Да, меня колотят, но я, по крайней мере, не работаю, весь день я провожу в лодке: либо рыбу ловлю, либо просто играю или катаю клиентов по реке, а те иногда мне и на чай дают, как тот колченогий верзила; и это, знаешь, куда приятнее, чем с утра до вечера сидеть взаперти в какой-нибудь мастерской и работать как лошадь.

– Но разве ты не слыхал?.. Ведь братец сказал нам, что если мы тут еще долго останемся, то станем просто прощелыгами!

– Подумаешь! А мне это все равно… ведь дети в округе и так называют нас воришками или последышами казненного… А потом, все время работать – до того скучно…

– Но, братец, нас ведь здесь каждый день бьют!

– А бьют-то нас потому, что мы слушаемся Марсиаля, а не их…

– Он с нами такой добрый!

– Добрый-то он добрый, я с этим не спорю… и я ведь его люблю… При нем с нами не смеют дурно обращаться… он нас водит гулять… все это так… но и только… он ведь нам никогда ничего не дарит…

– Конечно… Но ведь у него самого ничего нет… все, что он зарабатывает, он отдает матери за еду и кров.

– А вот у Николя, у того всегда кое-что есть… Понятное дело, коли мы слушались бы его, да и мать тоже, они бы так не портили нам жизнь… дарили б нам разные наряды, как сегодня… они бы нас не боялись… и мы были бы всегда с деньгами, как Хромуля.

– Но, господи боже, ведь для этого пришлось бы воровать, а знаешь, как это огорчило бы нашего брата Марсиаля!

– Ну и что? Тем хуже!

– Как ты можешь такое говорить, Франсуа!.. А потом, коли нас поймают, нас ведь посадят в тюрьму.

– А по мне, что в тюрьме сидеть, что в мастерской весь день торчать – все одно… А кстати, колченогий верзила говорил, что там весело… в тюрьме.

– Ну, а то, сколько мы горя принесем Марсиалю… ты об этом, видно, и не думаешь? Ведь он сюда ради нас вернулся и остается в доме; будь он один, он бы долго не раздумывал и вернулся бы в свои любимые леса, опять стал бы браконьером.

– Вот пусть и забирает нас с собой в эти леса, – заявил Франсуа, – так будет всего лучше. Я там буду вместе с ним, я ведь люблю его и не стану работать в мастерских, меня при одной мысли о них тоска берет.

Разговор между Франсуа и Амандиной внезапно прервался.

Снаружи дверь в их комнату заперли, дважды повернув ключ в замке.

– Нас заперли! – закричал Франсуа.

– Ах ты, господи… А почему это, братец? Что они собираются с нами сделать?

– Может, это Марсиаль сделал?

– Послушай… послушай… как лает его собака!.. – воскликнула Амандина, навострив слух.

Прошло несколько мгновений, и Франсуа сказал:

– По-моему, они колотят молотком по его двери… может, они хотят ее выломать?!

– Да, да, а собака Марсиаля все лает и лает…

– Послушай, Франсуа! А теперь вроде как куда-то гвозди заколачивают… Боже мой! Боже мой! Мне страшно. Что же они там делают с братцем? Теперь его собака уже не лает, а громко воет.

– Амандина… а теперь ничего не слыхать… – заметил Франсуа, подходя к двери.

Дети, затаив дыхание, с тревогой прислушивались.

– А сейчас они затопали от комнаты Марсиаля, – тихо сказал Франсуа, – я слышу шаги в коридоре.

– Давай-ка ляжем в постель; мать нас убьет, коли увидит, что мы еще на ногах, – со страхом сказала Амандина.