Жермен невольно смутился, вначале слегка отошел, вместо того чтобы протянуть руку Поножовщику, но, вспомнив, что он обязан жизнью этому человеку, захотел победить в себе чувство брезгливости. Поножовщик заметил это, помрачнел и, тоже отступив, с горечью произнес:
– А так и должно быть, простите меня, сударь.
– Что вы, это я должен извиниться. Разве я не такой же узник, как и вы? Я должен постоянно помнить, что вы сделали для меня, вы спасли мне жизнь. Дайте руку, сударь… прошу вас.
– Благодарю… теперь это не имеет значения. Если бы вы сразу подали мне руку, я был бы доволен. Но, подумав, решил этого не делать. И хоть я такой же арестант, как и вы, но, – заявил он с мрачным видом, – прежде чем попасть сюда, я был…
– Надзиратель мне все рассказал, – прервал его Жермен, – тем не менее вы спасли мне жизнь.
– Я должен был так поступить, к тому же мне было приятно, ведь я знаю вас, господин Жермен.
– Вы меня знаете?
– Будь я вашим дядей, сказал бы: да, знал, накоротке, назвал бы племянником, – спокойно ответил Поножовщик, – и вы бы ошиблись, подумав, что я случайно попал в тюрьму. Если б я вас не знал… я бы не оказался здесь.
Жермен смотрел на Поножовщика с глубоким удивлением.
– Как? Только потому, что вы были со мной знакомы?
– Именно поэтому я и стал заключенным…
– Я хотел бы вам верить, но…
– Но вы мне не верите.
– Я хочу сказать, что не понимаю, какое отношение я имею к тому, что вас посадили в тюрьму.
– Какое отношение?.. Самое прямое!
– Неужели это я навлек на вас такое несчастье?..
– Несчастье?.. Наоборот… Это я вам обязан…
– Вы мне обязаны?
– Благодарю за то, что я побывал в тюрьме.
– По правде говоря, – сказал Жермен, проведя рукой по лбу, – страшное потрясение помутило мой разум, я не могу вас понять. Надзиратель сообщил мне, что вас посадили по обвинению в…
Жермен запнулся.
– В воровстве… черт возьми… в самом деле… да, в воровстве со взломом, ограблением, к тому же ночью! Полный набор! – со смехом воскликнул Поножовщик. – Все на месте, воровство высшего разряда!
Жермен, огорченный предельным цинизмом Поножовщика, не мог сдержать себя:
– Как вы, такой храбрый, столь великодушный, можете так говорить? Разве вы не знаете, на какое суровое наказание вы себя обрекли?
– Двадцать лет каторги и позорный столб! Знаем мы это! Я, стало быть, явный злодей, если обращаю все это в шутку? Но что поделаешь? Раз уж стал таким… И подумайте только, господин Жермен, что вы были причиной моих несчастий, – глубоко вздохнув, в шутливом тоне продолжал Поножовщик.
– Если вы мне объясните яснее, я пойму. Шутите сколько вам заблагорассудится. Всю жизнь буду вам благодарен, – с грустью сказал Жермен.
– Не обижайтесь на меня, господин Жермен, – заговорил Поножовщик, – вам не нравится, что я шутя рассказываю о происшедшем. Ну ладно, будем дружками, быть может, вы от души подадите мне руку.
– Так и будет, хоть вы и совершили преступление, в котором сами признались; глядя на вас, сразу видишь, что вы смелый, откровенный человек. Я убежден, что вас обвинили несправедливо, быть может, есть улики – вот и все.
– Вы ошибаетесь, господин Жермен, – серьезно заговорил Поножовщик, и Жермен поверил ему. – Это правда, правда, как и то, что у меня есть покровитель (Поножовщик снял колпак); он для меня то же самое, что господь бог для священников; да, я воровал ночью, был схвачен на месте преступления, и при мне были все украденные вещи.
– Так, значит, нужда… голод… довели вас до этой крайности.
– Голод?.. Да у меня в кармане хранилось сто двадцать франков, когда был арестован, остаток от ассигнации в тысячу франков, и к тому же – покровитель, я говорил вам о нем; кстати, он не знает, что я здесь, а то бы я ни в чем не нуждался. Но раз я упомянул своего покровителя, то знайте – это серьезно, понимаете, он достоин того, чтобы перед ним склонялись. Измордовав Скелета, я следовал его приемам; это его манера наказывать виновного. Но и воровством я занялся ради него… И то, что вы находитесь здесь, а не погибли от руки Скелета, – это тоже его дело.
– Кто же ваш покровитель?
– Он также и ваш.
– Мой?
– Да, господин Родольф вам покровительствует. Правда, надо называть его монсеньор… он по меньшей мере принц, но я привык называть его господин Родольф, и он мне это разрешает.
– Вы ошибаетесь, – удивленно заметил Жермен, – я не знаю никакого принца.
– Он вас знает. Вы понятия об этом не имеете. Это в его духе. Когда ему становится известным, что хороший человек попал в беду, он ему поможет, счастье свалится на того человека, словно снег на голову. Потерпите, и вы окажетесь счастливым.
– Поистине ваши слова меня поражают.