Благодаря своему выдающемуся уму он понял, что навязчивая идея, безумие, бешенство обостряются при лишении свободы больных, при жестоком обращении с ними; и, наоборот, когда они общаются друг с другом, возникает множество отвлечений, неожиданных происшествий, которые не дают им возможности углублять свою навязчивую идею, тем более губительную, что она обострилась бы, если б они находились в одиночестве и подвергались запугиванию.
Итак, опыт доказывает, что для умалишенных изоляция столь же губительна, сколь она полезна для уголовных преступников… умственное расстройство больных усиливается от пребывания в одиночестве так же, как расстройство или, точнее, моральное разложение заключенных усиливается и становится неизлечимым при общении с такими же преступниками.
Бесспорно, пройдут годы, и современная система наказаний, с ее тюрьмами общего заключения, настоящей школой подлости, с ее каторгой, цепями, позорными столбами, эшафотами, покажется столь же дикой и жестокой, сколь старый метод лечения душевнобольных представляется нам ныне нелепым и ужасным…
…………………………………
– Доктор, – обратилась госпожа Жорж[66]
к доктору Гербену, – я позволила себе сопровождать моего сына и невестку, хотя и не знаю господина Мореля. Положение этого прекрасного человека мне показалось столь интересным, что я не смогла воспротивиться желанию присутствовать с моими детьми при полном просветлении его ума, на что вы, как известно, рассчитываете; это должно произойти после испытания, которому вы его подвергнете.– Во всяком случае, я рассчитываю, что присутствие дочери больного и лиц, которых он привык видеть, благоприятно скажется на его состоянии.
– Когда арестовали моего мужа, – с волнением заговорила госпожа Морель, указывая доктору на Хохотушку, – наша милая соседка помогала мне и моим детям.
– Мой отец также хорошо знал господина Жермена, который всегда оказывал нам добрые услуги, – добавила Луиза. Затем, обратив взор на Альфреда и Анастази, она продолжила: – Супруги Пипле – привратники нашего дома. Они по мере сил тоже помогали нашей семье в несчастье.
– Я благодарю вас, – сказал доктор Альфреду, – что вы потрудились и пришли сюда; но, судя по всему, этот визит оказался вам по душе!
– Сударь, – ответил Пипле, почтительно кланяясь, – люди должны оказывать помощь друг другу здесь, на земле… они братья… не говоря уже о том, что отец Морель достойнейший среди честных людей… до того, как он потерял разум вследствие ареста его милой дочери Луизы…
– А я даже сожалею, – заметила Анастази, – что миска, которую я выплеснула на плечи полицейских, была не с расплавленным свинцом, а с горячим супом… правда, старичок, да, с расплавленным свинцом?
– Я должен подтвердить, что моя жена была преданна семье Мореля.
– Если вы не боитесь душевнобольных, – сказал доктор Гербен матери Жермена, – мы пойдем через несколько дворов, чтобы достичь крайнего здания, куда я попросил, кстати, привести Мореля, вместо того чтобы отправлять его на ферму, как мы обычно это практикуем.
– На ферму? – спросила госпожа Жорж. – Здесь имеется ферма?
– Это вас удивляет? Я понимаю. Да, у нас здесь есть ферма, получаемые с нее продукты – весьма значительное подспорье для нашего дома, а работники на ней – сами душевнобольные[67]
.– Они там работают на свободе?
– Конечно, работа, тишина полей, природа – лучшее целебное средство… Один лишь надзиратель сопровождает их, и почти не было случая, чтобы кто-нибудь бежал; они очень охотно идут туда и очень довольны… а небольшая плата, которую они зарабатывают, служит для улучшения условий их жизни… доставляет им маленькое удовольствие. Вот мы и пришли к воротам. – Затем, заметив легкое опасение на лице госпожи Жорж, доктор добавил: – Не бойтесь ничего… Через мгновение вы будете столь же спокойны, как и я.
– Я следую за вами. Идемте, дети.
– Анастази, – тихо произнес Пипле, шедший со своей женой позади всей группы, – когда я подумаю, что, если бы адское преследование Кабриона продолжалось… твой Альфред сошел бы с ума и находился бы здесь среди этих несчастных, которых мы увидим в странных одеждах, закованных в цепи или сидящих в клетке, как хищные звери в зоологическом саду.
– Не говори мне о них, мой голубчик… Я слышала, что сошедшие с ума от любви становятся словно обезьянами, как только увидят женщину… Они кидаются к решеткам своих клеток, издавая ужасные крики… Для того чтобы их успокоить, сторожа бьют их хлыстом, поливают головы холодной водой, падающей с высоты в сто футов… но даже этого мало, чтобы их утихомирить.
– Анастази, не подходи к клеткам сумасшедших, – серьезно заявил Альфред, – может произойти несчастье!
– Было бы невеликодушным дразнить их, – с унынием заметила Анастази, – ведь наши чары превращают мужчин в безумных. Послушай, я пугаюсь, Альфред, когда думаю, что, если бы я отказалась дать тебе счастье, ты, быть может, сошел бы с ума от любви, как эти бешеные… наверное, так же ринулся бы к решеткам, как только увидел женщину, и стал бы рычать, бедняжка… ты, который ныне спасаешься от них, когда они тебя раздражают.