Парижские тайны. Том I

— Ах, монсеньор, поверьте, я разделяю ваше горе. Разве у меня нет на это права? Разве вы не разделяете мои страдания? К сожалению, я ничем не могу вас утешить…

— Что вы! Ваше доброе сочувствие так помогает мне. Иметь возможность высказаться — уже великое утешение, а я не стал бы говорить о своих страданиях, если бы не сердечность нашего разговора, которая пробудила во мне горькие воспоминания. С моей стороны это слабость, но, когда заходит речь о юной девушке, я невольно вспоминаю дочь, которую утратил…

— Но это же так естественно! Вот послушайте, с тех пор как я повидалась с вами, монсеньор, я несколько раз сопровождала одну знатную даму во время ее визита в тюрьму: она покровительствует молодым женщинам, заключенным в Сен-Лазаре. Там сидят далеко не невинные создания. Если бы я не была матерью, я судила бы их строже… а я ощущаю болезненную жалость при мысли, что, может быть, они не пали бы так низко, если бы не жили с детства в нищете и заброшенности. Не знаю почему, но после этого мне кажется, что я люблю свою дочь еще больше…

И маркиза залилась слезами.

— Я только надеюсь, что вы не откажете мне в поддержке и в советах, не правда ли, монсеньор?

— Где бы я ни был, далеко или близко, я всегда буду с живейшим интересом следить за вами… И насколько это от меня зависит, постараюсь сделать все, чтобы вернуть счастье вам… и человеку, которого издавна считаю верным и близким другом.

— О, спасибо, спасибо за это обещание, монсеньор! — воскликнула Клеманс, утирая слезы. — Без вашей великодушной поддержки я бы, наверное, не выдержала, но, поверьте мне, клянусь вам, теперь я найду силы мужественно выполнять мой долг.

При этих словах маленькая дверь, скрытая под обоями, внезапно распахнулась.

Клеманс вскрикнула, Родольф вздрогнул.

Появился маркиз д’Арвиль, бледный, взволнованный и глубоко тронутый: на глазах его блестели слезы.

Когда прошел первый миг удивления, маркиз шагнул к Родольфу.

— Монсеньор, — сказал он, протягивая принцу письмо Сары. — Вот гнусное письмо, которое я только что получил у вас на глазах… Прошу вас сжечь его, но предварительно прочтите.

Клеманс ошеломленно смотрела на мужа.

— Боже, какая низость! — вскричал Родольф, пробежав глазами письмо.

— Да, монсеньор, но есть вещи еще более низкие, чем эта подлая клевета… Мое поведение!

— Что вы хотите этим сказать?

— Только что, вместо того чтобы смело и открыто показать вам это письмо, я сделал вид, что спокоен, но в сердце у меня бушевала ревность, ярость и отчаяние… И это не все. Знаете, что я сделал, монсеньор? Я постыдно спрятался за этой дверцей, чтобы вас подслушивать… Да, я пал достаточно низко, чтобы усомниться в вашем благородстве, в вашей чести… О, гнусный автор подобных писем знает, кому их адресовать. Он знает, как слаба моя голова… Так вот, монсеньор, скажите, после того, как я услышал все, что здесь говорилось, ибо я не пропустил ни единого слова, после того, как опустился до недоверия к вам и поверил этой ужасной клевете, заподозрив… скажите, могу ли я на коленях умолять вас о жалости и пощаде? И я умоляю вас, смотрите, смотрите, Клеманс, ибо я могу теперь надеяться только на ваше великодушие!

— Боже мой, дорогой Альбер, за что мне вас прощать? — сказал растроганный Родольф, сердечно протягивая маркизу руки. — Теперь вы знаете все наши секреты, я очень этому рад и могу вас только пожурить, что и сделаю с удовольствием. Невольно я проник в вашу тайну, так сказать, стал вашим наперсником, но что еще лучше, вы стали наперсником маркизы, то есть вы знаете теперь, чего вам ждать от ее благородного сердца.

— А вы, Клеманс, — печально обратился маркиз д’Арвиль к жене, — простите ли вы и этот мой грех?

— Да, при условии, что вы мне поможете вернуть вам счастье и радость.

Она протянула мужу руку, и он с волнением пожал ее.

— Поистине, дорогой маркиз, наши враги изрядно просчитались! — воскликнул Родольф. — Благодаря их козням мы стали дружнее, чем прежде. Без них вы никогда бы не смогли по достоинству оценить госпожу д’Арвиль, а она — выказать до конца свою преданность вам. Признайтесь, мы хорошо отомстили всем этим завистникам и злодеям! Пока все хорошо, но лучшее — впереди. Потому что я догадываюсь, кем нанесен удар, и не в моих обычаях терпеть зло, причиняемое моим друзьям. Но это уже моя забота. Прощайте, маркиза, наш заговор раскрыт, но зато теперь у вас будет помощник в заботах о ваших подопечных. Можете быть спокойны, мы скоро придумаем еще какую-нибудь тайную интригу, и пусть маркиз сам попытается угадать наш секрет!

Проводив Родольфа до кареты, чтобы еще раз поблагодарить его, маркиз прошел прямо к себе, не заходя к Клеманс.

Глава III РАЗМЫШЛЕНИЯ

Трудно описать сумбурные и противоречивые чувства, которые обуревали маркиза д’Арвиля, когда он остался один.