— И не говорите, я лишилась бы чувств в ваших объятиях.
— Молчу, молчу, госпожа Пипле!
— Какая же я дура!.. — сказала привратница, пожав плечами. — Знаю… знаю… письмо от офицера… Ах, как я испугалась! Но это не помешает мне рассчитаться с вами: итак, три су за одно из писем, да? Пятнадцать су за наливку и три су за доставку обоих писем, итого восемнадцать су; восемнадцать плюс два — двадцать су, прибавляем к двадцати су четыре франка, итого сто су. Счет дружбы не портит.
— А вот еще двадцать су, госпожа Пипле; у вас такой замечательный способ сводить счеты за выданные авансом деньги, что мне хочется поблагодарить вас за него.
— Двадцать су! Вы дарите мне двадцать су!.. Но за что же? — воскликнула г-жа Пипле, испуганная и удивленная столь неслыханной щедростью.
— Примите эти деньги как часть задатка за комнату, если я ее сниму.
— В таком случае я согласна, но я предупрежу Альфреда.
— Разумеется, а вот и второе письмо: оно адресовано господину Сезару Брадаманти.
— Да… это зубодер с третьего этажа… Я положу конверт в
Родольфу показалось, что он ослышался, но г-жа Пипле пресерьезно бросила письмо в старый сапог с отворотами, висящий на стене.
Родольф с удивлением взглянул на нее.
— Что это? — сказал он. — Вы кладете письмо в…
— Ну да, сударь, я кладу его в письменный сапог. Таким манером ни одна записка не потеряется; когда жильцы приходят домой, Альфред или я вытряхиваем сапог, сортируем корреспонденцию и каждый получает свое любовное письмецо.
— В вашем доме все так хорошо устроено, что мне еще больше захотелось поселиться в нем; этот сапог для писем особенно восхищает меня.
— Бог ты мой, все очень просто, — скромно сказала г-жа Пипле. — У Альфреда остался старый непарный сапог, и мы почли за лучшее использовать его на благо жильцов.
С этими словами привратница распечатала письмо, которое было ей адресовано; повернув его и так и этак, она в замешательстве обратилась к Родольфу:
— Обычно Альфред читает мои письма вслух, я-то читать не умею; не могли бы вы, сударь… быть для меня тем, чем бывает Альфред?
— С удовольствием, если дело касается этого письма, — ответил Родольф, которому очень хотелось узнать, что представляет собой корреспондент г-жи Пипле.
Несмотря на довольно неуклюже составленную записку, Родольф прекрасно понял суть дела и спросил у привратницы:
— А кто занимает второй этаж?
Старуха приложила желтый морщинистый палец к своей отвислой губе.
— Молчок… это все любовные шашни, — ответила она с лукавым смешком.
— Я спрашиваю вас об этом, милая госпожа Пипле… ведь, прежде чем поселиться в доме… хочется знать…
— Понятно… Скажи мне, с кем ты знаком, и я скажу, кто ты.
— Я как раз хотел привести эту пословицу.
— Впрочем, могу вам сообщить все, что об этом знаю, а знаю я не так уж много… Месяца полтора тому назад пришел обойщик, осмотрел второй этаж, который как раз пустовал, спросил его цену и на следующий день вернулся с красивым молодым блондином: маленькие усики, крест Почетного легиона, хорошая белая рубашка. Обращаясь к нему, обойщик говорил «ваше благородие».
— Так, значит, он военный?
— Военный! — сказала г-жа Пипле, пожимая плечами. — Полноте! С таким же успехом Альфред мог бы выдавать себя за швейцара.
— Так кто же он?