Парижские тайны. Том II

— Нет, мой мальчик, я отдам тебя в учение к столяру или слесарю; ты ведь у нас ловкий и сильный; коли будешь стараться и усердно работать, уже через год сумеешь кое-что зарабатывать. Погоди, что это с тобой?.. Чего ты приуныл?

— Дело в том… братец… я…

— Ну, говори, выкладывай.

— Дело в том, что мне больше по душе не расставаться с тобой, ловить вместе с тобою рыбу… чинить твои сети, а не обучаться какому-то ремеслу.

— Ты так считаешь?

— Конечно! Сидеть весь день взаперти в мастерской, это до того уныло, а потом быть учеником так скучно…

Марсиаль молча пожал плечами.

— Стало быть, по-твоему, лучше лениться, бездельничать и шататься как бродяга? — сурово спросил он, помолчав. — А потом заделаться и вором…

— Нет, братец, но я бы хотел жить вместе с тобой где-нибудь в другом месте, но жить так, как мы живем здесь, вот и все…

— Ну да, вот именно: спать, есть, ходить для развлечения на рыбную ловлю, как богач какой-нибудь, не так ли?

— Да, это мне больше по вкусу…

— Может быть, но тебе придется полюбить другое занятие… Видишь ли, бедный ты мой Франсуа, сейчас самое время забрать тебя отсюда; а то ты и сам не заметишь, как станешь таким же прощелыгой, как все наши родичи… Мать, видно, права… Боюсь, что ты уже малость приохотился к пороку… Ну а ты что скажешь, Амандина, разве тебе не хочется научиться какому-нибудь ремеслу?

— Очень хочется, братец… Я бы охотно чему-нибудь обучилась, мне это гораздо больше по душе, чем оставаться тут. Я буду так рада уехать вместе с вами и с Франсуа!

— Но что у тебя на голове, девочка? — спросил Марсиаль, заметив пышный убор Амандины.

— Это фуляр, мне его дал Николя…

— И мне тоже он дал, — гордо похвастался Франсуа.

— А откуда взялся этот фуляр? Я бы очень удивился, если б узнал, что Николя купил эти вещицы вам в подарок.

Дети опустили головы и ничего не ответили. Мгновение спустя Франсуа, собравшись с духом, сказал:

— Николя нам дал их; а где он их взял, мы не знаем, правда, Амандина?

— Нет… нет… братец, — пролепетала Амандина, вспыхнув и не решаясь поднять глаза.

— Не лгите, — сурово сказал Марсиаль.

— А мы и не лжем, — дерзко возразил Франсуа.

— Амандина, девочка моя… скажи правду, — мягко настаивал Марсиаль.

— Ну ладно! Если по правде сказать, — робко заговорила Амандина, — эти красивые вещицы лежали в сундуке с материей, его вечером привез Николя в своей лодке.

— Значит, он украл этот сундук?

— Я думаю, что да, братец… он утащил его с галиота.

— Вот видишь, Франсуа, значит, ты солгал! — сказал Марсиаль.

Мальчик понурился я ничего не ответил.

— Дай-ка мне твою косынку, Амандина; давай и ты свой шейный платок, Франсуа.

Девочка сняла косынку с головы, в последний раз полюбовалась пышным бантом, который при этом не развязался, и подала косынку Марсиалю, подавив горестный вздох.

Франсуа медленно достал из кармана шейный платок, и, как и сестра, протянул его старшему брату.

— Завтра утром, — сказал Марсиаль, — я верну и то и другое Николя; вам не нужно было брать эти лоскуты, ребята: коли пользуешься краденым — это все равно, что сам крадешь.

— А жаль все-таки, они так красивы — косынка и шейный платок, — пробормотал Франсуа.

— Когда обучишься ремеслу и станешь зарабатывать деньги своим трудом, ты купишь себе такие же красивые вещицы. Ну ладно, а теперь пора спать, малыши.

— Вы на нас не сердитесь, братец? — робко спросила Амандина.

— Нет, нет, девочка, ведь это не ваша вина… Вы живете среди прощелыг и, сами того не понимая, поступаете как они… Когда вы окажетесь среди честных людей, вы будете тоже поступать как честные люди; и вы скоро среди них окажетесь… черт меня побери!.. Ладно, доброй ночи!

— Доброй ночи, братец! Марсиаль обнял обоих детей. Они снова остались вдвоем.

— Что это с тобой, Франсуа? У тебя такой унылый вид! — сказала Амандина.

— Еще бы! Ведь брат отобрал у меня такой красивый шейный платок! А потом, ты разве не слышала?

— Ты о чем?

— Он хочет увезти нас куда-то и отдать там в обучение ремеслу…

— А тебе это не нравится?

— Нет, не нравится…

— Тебе больше по душе оставаться здесь, где тебя всякий день колотят?

— Да, меня колотят, но я, по крайней мере, не работаю, весь день я провожу в лодке: либо рыбу ловлю, либо просто играю или катаю клиентов по реке, а те иногда мне и на чай дают, как тот колченогий верзила; и это, знаешь, куда приятнее, чем с утра до вечера сидеть взаперти в какой-нибудь мастерской и работать как лошадь.

— Но разве ты не слыхал?.. Ведь братец сказал нам, что если мы тут еще долго останемся, то станем просто прощелыгами!

— Подумаешь! А мне это все равно… ведь дети в округе и так называют нас воришками или последышами казненного… А потом, все время работать — до того скучно…

— Но, братец, нас ведь здесь каждый день бьют!

— А бьют-то нас потому, что мы слушаемся Марсиаля, а не их…

— Он с нами такой добрый!

— Добрый-то он добрый, я с этим не спорю… и я ведь его люблю… При нем с нами не смеют дурно обращаться… он нас водит гулять… все это так… но и только… он ведь нам никогда ничего не дарит…

— Конечно… Но ведь у него самого ничего нет… все, что он зарабатывает, он отдает матери за еду и кров.