Господин де Монбризон, полагая, что герцогиня в шутливой форме упрекает его за слишком формальное извинение, весело сказал, обращаясь к виконту:
— Я не стану настаивать на дальнейших объяснениях, сударь, раз уж моя кузина мне это запрещает… Как видите, ее опека надо мной уже началась.
— И опека эта такой малостью не ограничится, дорогой герцог, уж будьте уверены. И вот в предвидении этого — я уверен, что герцогиня поспешит облечь свое покровительство в нечто более осязаемое, — повторяю, в предвидении этого мне пришло в голову сделать вам одно предложение…
— Вы хотите сделать мне какое-то предложение, сударь? — спросил Конрад, уже несколько задетый сардоническим тоном Флорестана.
— Именно вам… дело в том, что я через несколько дней уезжаю в княжество Герольштейн с дипломатической миссией, в состав которой я включен… И хотел бы отделаться от своего особняка со всей его обстановкой и с конюшней, которая в полном порядке. Вы же, со своей стороны, должны достойным образом обустроиться… — При этих словах виконт нагло посмотрел на герцогиню де Люсене. — Ведь это было бы весьма пикантно… не правда ли, высокочтимая госпожа герцогиня?
— Я вас что-то плохо понимаю, сударь, — проговорил г-н де Монбризон, удивляясь все больше и больше.
— Я вам скажу, Конрад, почему вы не можете принять предложение, которое вам только что сделали, — сказала Клотильда.
— А почему герцог не может принять мое предложение, высокочтимая госпожа герцогиня?
— Милый мой Конрад, то, что вам предлагают купить, уже продано другим людям… понимаете… так что вас ждут большие неприятности: вас ограбят, как в темном лесу.
Флорестан в ярости кусал губы.
— Берегитесь, сударыня! — воскликнул он.
— Как? Угрозы… здесь… Вы забываетесь, сударь! — крикнул юный герцог.
— Полноте, Конрад, не обращайте внимания, — сказала г-жа де Люсене с невозмутимым спокойствием, беря конфету из бонбоньерки. — Человек чести не должен и не может компрометировать себя, имея дело с этим господином. Если он настаивает, я вам сейчас объясню почему.
Готов был разразиться ужасный скандал, но в это время обе створки двери распахнулись, и в гостиную вошел герцог де Люсене, вошел, по своему обыкновению, шумно, стремительно и бурно.
— Как, моя дорогая, вы уже готовы? — спросил он, обращаясь к жене. — Да это чудо какое-то… просто поразительно!.. Добрый вечер, Сен-Реми, добрый вечер, Конрад… Ах, перед вами несчастнейший человек… другими словами, я не сплю, я не ем, я до такой степени отупел, что и передать не могу… Бедняга д’Арвиль, какой ужасный случай!
И герцог де Люсене плюхнулся на кушетку с подлокотниками и далеко отшвырнул свою шляпу с жестом отчаяния; затем, положив левую ногу на колено правой, он, по своему обыкновению, ухватился правой рукой за носок левого башмака, продолжая издавать горестные возгласы.
Волнение Конрада и Флорестана понемногу улеглось, так что г-н де Люсене, кстати сказать, человек на редкость рассеянный и ненаблюдательный, ничего не заметил.
Герцогиня де Люсене, отнюдь не от замешательства — она была из тех женщин, которых, как известно читателю, нельзя никогда и ничем смутить, — но потому, что присутствие Флорестана становилось для нее все более неприятным и нестерпимым, обратилась к мужу:
— Мы можем ехать, когда вам будет угодно, я хочу представить Конрада госпоже де Сенваль.
— Нет, нет, нет! — завопил герцог, выпуская свою ногу из руки и хватая одну из подушек, лежавших на кушетке.
Он из всех сил ударил по злосчастной подушке кулаками, к великому изумлению Клотильды, которая от неожиданного вопля мужа даже немного подскочила в кресле.
— Господи, милостивый государь, что с вами? — спросила она. — Вы меня смертельно напугали.
— Нет! — повторил герцог, отпихивая подушку; затем он резко вскочил с места и заходил по гостиной, размахивая руками. — Я не могу, никак не могу смириться с мыслью, что этот бедный д’Арвиль умер. А вы, Сен-Реми?
— Случай и в самом деле ужасный! — согласился виконт, который, внутренне горя ненавистью и гневом, тщетно пытался поймать взгляд юного герцога де Монбризона.
Однако Конрад после последних слов своей кузины, не из недостатка мужества, но из гордости, упорно не хотел встречаться глазами с человеком, столь страшно опозоренным.
— Помилосердствуйте, милостивый государь, — сказала герцогиня, обращаясь к мужу и вставая с кресла, — не стоит сожалеть о господине д’Арвиле столь шумно, а главное., столь причудливо… Прошу вас, позвоните и вызовите сюда моих слуг.
— Нет, вы только подумайте, — проговорил г-н де Люсене, ухватившись за шнурок сонетки, — ведь еще три дня тому назад он был совершенно здоров и полон жизни… а сегодня, что осталось от него сегодня?! Ничего… ничего!!! ничего!!!