Парижские Волки. Книга 2. Царь Зла

Темнота комнаты поразила его. Потребовалось несколько минут, чтобы оглядеться. Он заметил худощавую фигуру, которая произвела на него тягостное впечатление в сочетании с обстановкой. Но он готов был бороться. Ночь, как ни была она длинна и тревожна, все же возвратила ему некоторое спокойствие.

Мысль о невозможности осудить невиновного снова пришла ему в голову и вселила ему надежду на спасение.

Он решил отвечать, спорить, постоять за себя.

Этот худой, угловатый человек казался ему непостижимым.

В углу комнаты вскоре можно было различить еще одного человека. Это был секретарь.

В иной ситуации вся эта обстановка не обратила бы на себя особого внимания, но когда входивший в этот кабинет знал, что тут должен был решиться для него вопрос жизни или смерти, это было совсем другое дело.

Ему казалось, будто он входит в могилу. Он весь дрожал, словно ледяной покров опустился ему на плечи.

Жак слышал, как дверь затворилась за ним.

Он сел на указанное ему место. Узкий луч света вырвал из темноты его бледное лицо, чистый лоб, обрамленный черными волосами, ясные глаза.

Сейчас это был живой портрет Жака де Котбеля. На лице его было то же выражение страдания, каким светились черты мученика, когда тот, верный своему слову, явился умирать на площадь Арсенала в Тулоне.

Господину Варнэ лестно было иметь дело с подобным обвиняемым.

Арестант был, действительно, очень хорош! Вот убийца, который делал честь своему судье!

Следователь придумал особый план допроса, основанный; как мы увидим позднее, на знании подробностей жизни Жака. Этим подробностям рьяный служака посвятил всю ночь.

— По какому праву носите вы имя графа де Шерлю? — быстро спросил он, как будто продолжал уже давно идущий допрос.

Жак вздрогнул. Он ожидал совсем иных проявлении любознательности. Этот неожиданный вопрос смутил его.

— Имя это принадлежит мне, — отвечал он довольно сухо, — по праву наследия.

— Да, настолько же, насколько мой платок принадлежит тому, кто возьмет его! Знаете, мой милейший, я советую вам передо мной не пускаться на хитрости. Вы стали графом де Шерлю только в силу мнимой расписки, дела более или менее сомнительного, выдуманного каким-то бандитом самого дурного тона, Манкалем или как его там. Граф де Шерлю был забулдыгой, он продал вам, наверное, свое имя за Бог весть какую услугу, скорее всего бесчестную.

Как видно, Варнэ хотел воздействовать на арестованного грубостью.

Жак вскочил со стула, побагровев от злости,

— Милостивый государь, — сказал он, — пока вы не доказали мне, что я виновен, я не признаю за вами права оскорблять меня!

«Отлично! — подумал следователь. — Он злится, значит, сдается!»

— Суд не оскорбляет, сударь, — хладнокровно отвечал он. — Он только обвиняет, что далеко не одно и то же. Прошу не забывать этого. Я не признаю за вами права величать себя этим титулом, слышите вы это? Я знаю, что расписка эта прошла через руки Манкаля. Следовательно, она, по-моему, более чем подозрительна! Докажите мне, что Манкаль тут ни при чем, что вы действительно сын графа де Шерлю! Вот это надо вам еще доказать.

На этот раз Жак удержался от резкого ответа.

Да и что мог он ответить? У него не было никаких иных данных.

— Милостивый государь, — сказал он дрожащим голосом, — я сейчас со всей откровенностью объясню вам все это дело. Я, кажется, сын одной жалкой женщины.

— Вы знали свою мать? — быстро спросил Варнэ, нарочно засыпая Жака вопросами, чтобы не давать ему времени обдумывать ответы.

— Нет, сударь.

— Кто же сказал вам, что вы сын этой жалкой женщины?

— Ее брат, который воспитал меня.

— И которого вы зовете.

— Дядей Жаном.

— Жан? Жан? А дальше как же?

— Все звали его так. Другого имени я не знаю.

Господин Варнэ взял со стола одну из бумаг, положенную им отдельно от других, и принялся читать ее вслух.

«В одном грязном кабачке под вывеской «Зеленый Медведь» собирались «Волки Парижа», начальник которых иногда выдавал себя за подрядчика и назывался дядей Жаном»

Молодой человек вздрогнул.

Положение ужасное! Он падал в бездну, и падение было стремительным и бесконечным. Ухватиться было не за что. Все рушилось под ним.

— Так вот кто воспитал вас и в один прекрасный день сделал вас графом! Это Бискар, по прозвищу Биско, главарь шайки, которая наводит ужас на весь Париж.

— Выслушайте меня, милостивый государь! — воскликнул Жак.— Я жертва ужасного рока. Смотрите, я не возражаю, мне понятны все ваши обвинения! Вы человек, верный своему долгу, на вас лежат конкретные обязанности, а улики против меня действительно ужасны. А между тем я невиновен! Я никогда не совершал преступления, в котором меня обвиняют! Никогда не был я сообщником этой шайки бандитов! Все это кажется невероятным, неправдоподобным! Но заклинаю вас, милостивый государь, не губите меня, не выслушав. Напротив, протяните мне руку и помогите мне вырваться из той пропасти, в которую влечет меня мой ужасный рок.

Бедный Жак! Голос его дрожал, в тоне его слышалась мольба. Он думал, что обращается к человеку, когда перед ним был только бездушный, честолюбивый судья, заранее убежденный, что подсудимый — закоренелый преступник.