Она приподняла прямоугольный щиток на правой створке, потыкала пальцем в пульт. Ворота беззвучно разъехались в стороны. Они вошли во двор. Отрезанность от улицы здесь почувствовалась мгновенно, словно заслонка опустилась. Было тихо, сыро и пахло землей. Елена зашарила в сумочке в поисках ключа. Они поднялись на крыльцо.
— Давай я! — Игорь взял у ней ключ.
Они вошли в холл, и Елена включила свет. Игорь, изумленный, озирался. Обширный холл со сводчатым потолком, резные деревянные панели, выгоревшие и ветхие, с отломанными зубцами, но все еще значительные и солидные; по периметру — развесистые оленьи рога и кабаньи головы с блестящими глазами и устрашающими клыками; между ними щиты, гербы и потемневшие картины — портреты, насколько он сумел разобрать. Мраморный пол в черную и белую клетку, напоминал шахматную доску; в центре стоял большой круглый стол, на его инкрустированной цветными сортами дерева столешнице высилась массивная фарфоровая китайская ваза с выцветшим и пыльным букетом. Тут стоял густой запах тления и пыли.
— Это же чисто музей! — воскликнул Игорь. — На этом можно прилично наварить!
— Вряд ли, — сказала Елена. — Все отсырело, в плохом состоянии. Реставрация себя не окупит. Пошли в библиотеку. Покажу тебе мое рабочее место.
— Сколько лет дому?
— Около двухсот. Хозяин в основном живет в городской квартире.
— Так у него еще и квартира есть?
Она не ответила и пошла из холла. Он, озираясь, поспешил вслед. Она привела его в обширный зал, уставленный книжными шкафами, наполовину пустыми.
— А где книги?
— Продаются понемногу. Я отбираю, что пойдет, составляю опись. Кроме того, здесь полно набросков, миниатюр, эскизов, часто без имени автора. Я пытаюсь определить авторство.
— И ты сидишь здесь целыми днями? В этой сырости?
Она пожала плечами.
— Жить-то надо. Он неплохо платит, и работа мне нравится.
— А картотека какая-нибудь есть?
— Нет, насколько мне известно.
— То есть никакого учета?
— Учета?
— В смысле, если стырить парочку, никто не заметит?
Она пожала плечами, пристально глядя на него.
— Шучу! — он рассмеялся. — Кому они нужны!
— Чай будешь? — спросила Елена после непродолжительной паузы.
— Буду.
— Пошли в кухню.
Кухня оказалась для него еще одним потрясением. Громадная, со стрельчатыми окнами, с громадной плитой — над ней висели медные кастрюли и черпаки на ручках — и четырьмя массивными буфетами, покосившимися, с тусклыми стеклами, с фаянсовыми тарелками, расписными в стиле пейзан в специальных углублениях. Инородным телом смотрелся тут большой старинный холодильник.
— На ней готовят? — спросил Игорь.
— Нет! — Елена впервые рассмеялась. — Нужны дрова, на ней лет сто не готовили. Тут есть маленькая электрическая плита и электрочайник.
Они сидели за громадным деревянным столом, пили чай. Елена достала из холодильника круассаны, сунула в микроволновку.
— Почему в холодильнике?
— Тараканы, — коротко ответила Елена. — Даже ультразвук не отпугивает.
Он словно видел ее впервые, она все время была другая. На улице одна, в кафе другая, здесь третья. Ему показалась, она успокоилась, смотрела с улыбкой. Даже румянец появился.
Они допили чай, и он попросил показать дом. Она ответила, что нечего смотреть, один старый хлам. Он не поверил…
Они шли по трещавшему паркету бесконечного коридора, открывали скрипящие двери, он с любопытством заглядывал в комнаты. В некоторых не было света, некоторые были пустыми, другие заставлены ящиками и старой мебелью. Жилой оказалась одна лишь спальня. Здесь было полутемно — горели три из десятка рожков на ажурной люстре, висящей слишком низко. Он задрал голову и присвистнул: потолок был расписан сценами из… гарема? Полтора десятка обнаженных женщин, пышные тела, соблазнительные позы… Порнография позапрошлого века никак? А чего? Кайф! Лежишь и рассматриваешь!
— Известный художник? Оригинал?
— Посредственная копия «Турецкой бани» Энгра. Художник неизвестен. Скорее ремесленник, чем художник.
— Смотри, осыпается! Жалко, пропадет. Хоть и ремесленник, а смотрится шикарно! — Он ухмыльнулся. — Как раз для спальни. И кровать королевская.
Он стал перед гигантских размеров деревянной кроватью, небрежно прикрытой выцветшим гобеленовым покрывалом.
— Он здесь спит? — спросил.
— Наверное. Мне кажется, он редко бывает здесь.
— А почему не продаст? Карл говорил, налоги у вас сумасшедшие.
— Не знаю. Наверное, лень. Он говорит, жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на всякую ерунду.
— И на что же он тратит свою жизнь?
— Раскапывает раритеты и продает.
— Где же он их раскапывает?
— В лавках старьевщиков, на блошиных рынках, аукционах… Даже на своем чердаке. Везде.
— Тебе здесь не страшно одной? — Он смотрел на нее с улыбкой.
Она пожала плечами. Она все время пожимала плечами, похоже, он озадачивал ее. Он притянул ее к себе, обнял.
— Не нужно… — Она попыталась вырваться.
— Ну-ну, мы же не чужие… ты же тоже хочешь… — бормотал он, срывая с нее блузку. — Помнишь, как мы сходили с ума… помнишь? Я все помню! Ты любила, чтобы я…
— Игорь! Перестань!