Парижский шлейф

Поначалу девушки в его руках только смущенно хихикали в ответ на слишком уж необычные сексуальные требования, а потом, под действием кнута и пряника, втягивались в эту игру сами. За пару месяцев из обычной девчонки он мог воспитать сладострастную мазохистку, за полгода – женщину-вамп, за год – полноценную гейшу и так далее, на выбор. Вариантам запросов не было предела. Одним словом, бизнес был прибыльный, разносторонний и требовал работы воображения. Временами Николай забывался, и ему даже нравилось. Но с годами становилось все сложнее переключаться, все чаще хотелось побыть одному, только вот ставший привычкой расточительный образ жизни не позволял отказываться от клиентов. Если уж начистоту, за последние пять лет он получал настоящее удовольствие от секса, да и просто от общения, только с Настей. Было ли это зарождением чувств, оживало ли его сердце – Николай думать не хотел. Перед ним стояла очередная бытовая цель: выплатить безумные долги за квартиру. И точка.

Зато теперь, когда Настя из его жизни ушла, накатила такая смертельная тоска, что не могли помочь ни наркотики, ни виски. На несколько часов они снимали напряжение, позволяя забыться, – и все. Николай начал отказываться от новых знакомств – его тошнило от одной мысли о том, что нужно говорить с девушкой, улыбаться, заниматься с ней сексом. Каждое утро, часов в двенадцать, он просыпался в своей постели, одевался и выходил на улицу. Бессмысленно бродил по центру, заходил в привычные бутики, магазины, заглядывал в подворотни и дворы. Он словно что-то искал и никак не мог найти. Часам к четырем пополудни Николай уже чувствовал себя измотанным и усталым – бесцельные скитания убивали его. Он шел в первый попавшийся бар, как правило только-только открывшийся и совершенно пустой. Садился у стойки и планомерно накачивался до бессознательного состояния. Один раз, надравшись меньше обычного, Николай вышел из бара и в приступе алкогольной смелости решил позвонить Сергею. Взял в руки телефон, долго мучился, то набирая, то сбрасывая номер. Наконец, обливаясь потом, все же превозмог себя и нажал кнопку вызова. Через пару долгих вибрирующих гудков ему ответили.

– Сергей, это Николай, – голос его дрожал. – Я узнать хотел, как там…

– Тебе что, заняться нечем? – раздраженно и резко оборвал его Сергей. – Жить надоело? Когда время придет, я сам тебя найду. И не смей звонить.

Ответа Сергей дожидаться не стал – отключился. Николай так и остался стоять посреди улицы, раскачиваясь из стороны в сторону, с прижатой к уху трубкой. Он долго слушал пустую тишину, в которую погрузился аппарат.

Каждый вечер Николай приходил в квартиру, которую снимал для Насти. Открывал дверь и, шагнув вперед, садился прямо на пороге. Николай все время что-то здесь вспоминал: детство, вечно измотанную мать, хронически пьяного отца, школьный двор, Майю. Их первую, безрассудную и юную любовь, а потом страх, полосу отчуждения. Нищее существование, в котором еще была надежда, потом боль, страдания любимого человека и крушение всему – смерть. Он тогда даже не попал к Майе на похороны: знал, что не сможет вынести всего – как ее закроют в гробу, опустят в яму и засыплют землей. Он бы стал вытаскивать ее, спасать, а это было нельзя. Надо было раньше. К родителям он тоже не вернулся. Не то чтобы боялся обвинений или продолжения скандала – было плевать, – просто там бы не смог. Про ребенка за всю жизнь не спросил ни разу, хотя знал, что родные в курсе, что стало с ним. Николай считал, что именно этот никому не нужный младенец – на воспитание его не взяли ни мать Николая, ни родители Майи – убил ее.

На этом воспоминания резко прерывались. Дальше он не помнил ничего из своей жизни, кроме Насти. Больнее всего оказалось сознание того, что ее больше нет, есть где-то очень похожая на нее женщина. Запуганная и усталая, возможно, такая же смертельно усталая, как и он сам. Каждую ночь он сидел на пороге квартиры и думал, думал, а наутро неизменно просыпался в своей постели, и все начиналось сначала.

Через месяц стало ясно, что он сходит с ума. Еще немного – и воспоминания разорвут в клочья и мозг, и вечно грохочущее в ускоренном ритме сердце. Пора было что-то решать. Из глубин памяти мобильного телефона он извлек номер матери – звонил ей Николай так редко, что некогда родной номер забылся и стал абсолютно чужим. В трубке ответили старушечьим, дребезжащим «Алло».

– Мам, – Николай с давних пор тяжело произносил это слово.

– Коленька? – было сложно понять, то ли обрадовалась мать его звонку, то ли испугалась его. – Что случилось?

– Почему сразу случилось? – по-прежнему он чувствовал себя в разговоре с ней сопливым мальчишкой, который обязательно что-нибудь натворил. И кажется, по-крупному.

– Ты как? – торопливо поправилась мать.

– Нормально. – Николай с трудом вспомнил, что надо поинтересоваться ее здоровьем в ответ. – А ты себя как чувствуешь?

– Ничего, – мать обрадовалась возможности поговорить на безопасную тему, – вот только давление иногда, сердце еще шалит. Но мне врач все лекарства прописал, я пью. А так…