Парк-авеню, 79 (ЛП)

Борясь с приближающимся обмороком, Кэтти на ватных ногах доковыляла до двери. Боже, он сошел с ума. Дочка была права, когда не хотела видеть Питера в их доме. Ах, почему Кэтти ее не послушалась! Как хорошо, как спокойно они жили бы теперь! Вдвоем с Марией...

В висках болезненно затикал какой-то маятник, к горлу подступила тошнота. Теряя последние силы, Кэтти схватила Питера за руки и рывком повернула лицом к себе. Ее угасающий взгляд остановился на выпученных глазах мужа, с губ слетел внятный шепот:

– Не смей! Если ты дотронешься до нее хотя бы одним пальцем, я вышвырну тебя вон!

Внезапно Питер протрезвел. Поеживаясь под ненавидящим взглядом, он стряхнул с себя ее руки и, перешагивая через порог, злобно пообещал:

– Ну, ладно. Только запомни: грехи твоей дочери упадут на твою голову.

Кэтти уже ничего не слышала. Лицо мужа расплылось в прямоугольнике открытой двери и померкло. Качнувшись, она неожиданно громко вскрикнула:

– Мария!

В этот миг вечность приняла облик лестничного пролета и поглотила несчастную.

Молодые люди беззаботно болтали на крыльце, когда до них донесся пронзительный вопль. Мария вскинула голову и молча понеслась вверх, Майк ринулся следом. Как подкошенная, девушка упала на колени возле изломанного женского тела.

– Мама... Ну, мама...

Майк слышал голос Марии и не узнавал его. Сейчас это был тоненький отчаянный крик беспомощного ребенка. Светлые волосы рассыпались по замусоренным ступеням, когда она прижалась губами к неподвижно-спокойному лицу матери.

– Мама!

– Кэтти!

Майк поднял голову – на верхней площадке стоял грузный мужчина. Серое лицо застыло, губы тряслись.

– Мария! Что случилось?

Судорожно дернув головой, девушка подняла остановившийся взгляд, и из ее широко открытых глаз на Майка выплеснулось беспросветное горе. Он обнял Марию за плечи:

– У кого-нибудь из соседей есть телефон?

Ответа не последовало. Дрожа всем телом, Мария беззвучно раскачивалась над мертвой матерью, по-видимому, ничего не слышала.

Волоча по ступеням ноги и держась обеими руками за перила, спустился серый мужчина. На нижней площадке открылась дверь, из нее выглянул заспанный человек. Майк подскочил к нему:

– Произошло несчастье. Можно от вас позвонить?

Человек молча кивнул и посторонился. В квартире немолодая женщина поспешно натягивала халат. Тоже молча она подвела Майка к телефону. И тут с лестницы донесся чуть слышный, щемяще-жалобный то ли стон, то ли шепот, от которого у Майка горестно сжалось сердце. Он бросил трубку, выбежал на площадку – плакала Мария. Майк слышал ее плач первый и последний раз.

16

Только через неделю Мария снова пришла в «Золотое сияние». Осунувшаяся, с черными тенями вокруг сухих безжизненных глаз. Все, что происходило после смерти матери, казалось ей неотвязным тягостным сном.

Сначала были похороны. Простая скромная панихида в церкви Святого Августина, во время которой добрый отец Янович очень хорошо сказал про мужество Кэтти. Он помолился о том, чтобы ее дети следовали примеру матери не только в жизни, но и в католической вере. За катафалком на кладбище ехала всего одна машина. В ней сидели Питер и молчаливая, словно неживая, Мария. Недорогие похороны закончились быстро. Кэтти опустили в могилу и закопали, а Питер с Марией вернулись в осиротевший дом. Там их уже поджидали попечители и соседка, мать толстушки Фрэнси, присматривавшая за ребенком. Соседка тут же ушла к себе, а попечители приступили к выполнению своей миссии.

Их было двое: молодой человек и пожилая дама. От имени благотворительных организаций они выразили озабоченность судьбой младенца и поинтересовались, сумеет ли семья обеспечить ему надлежащий уход. Мария похолодела от страха, поскольку эти люди могли забрать у нее маленького Питера, но уже через секунду справилась со своей растерянностью и принялась горячо убеждать обоих гостей в самом серьезном отношении к братику. Она сказала, что сможет ухаживать за ним днем, а Питер, то есть отец, будет это делать вечерами, когда Мария занята на работе. В конце концов попечители согласились оставить ребенка до нового учебного года и ушли.

Девушка остановилась у входа в зал. Как странно: мамы уже нет, а здесь ничего не изменилось. Дешевая мишура на стенах, пыльные голубые плафоны, усталые, постоянно фальшивящие оркестранты – все то же.

Подошел вышибала с привычно-невозмутимым выражением на тупой физиономии:

– Мистер Мартин просит вас зайти к нему.

Она молча кивнула, пересекла зал и постучала в дверь. Изнутри послышался знакомый – неприятный голос:

– Войдите.

Мария открыла дверь и, поскольку Джокер Мартин был занят разбором бумаг на своем столе, остановилась у порога. Наконец, он поднял голову, и девушка вошла.

– Вы хотели меня видеть?

– Да. Садись. Сейчас я освобожусь.