Парк Горького

— Высший класс, — Белов отмахнулся от дальнейших похвал. — Так зачем пришел? Теперь ты слушаешь меня, только когда тебе что-нибудь надо.

— Я пытаюсь отыскать оружие, выброшенное в реку в январе.

— Ты хочешь сказать — на реку. Она же замерзала.

— Верно, но, может быть, не везде. Некоторые заводы все еще сливают в нее отходы, там льда может и не быть. Вы лучше других знаете все заводы.

— Загрязнение — главный предмет наших забот, Ар-каша. Существуют строгие правила относительно охраны окружающей среды. Ты еще с малолетства постоянно жаловался мне на грязь и дым от заводов, аж всю задницу проел.

— Но, может быть, в порядке исключения, где-нибудь разрешен сброс теплой очищенной воды?

— Все считают, что им требуется исключение. Однако сброс сточных вод в Москву-реку в пределах городской черты строжайше запрещен.

— Но промышленность должна двигаться вперед. Страна, что человек, — сначала мускулы, потом лосьон для волос.

— Правильно, и ты думаешь, Аркаша, что делаешь из меня дурака, когда говоришь прописные истины. Тебе бы побывать в таком фантастическом городе, как Париж. Знаешь, почему там такие большие бульвары? Чтобы легче стрелять в коммунистов. Так что не крути мне больше мозги насчет загрязнения. Ну да ладно. — Белов потер свое рыхлое лицо. — Поинтересуйся кожевенным заводом имени Горького. По особому разрешению он сбрасывает сточную воду. Понятно, что она полностью очищена от красителей. У меня где-то была карта…

Белов порылся в ящиках стола и достал карту размером с большой стол с обозначением промышленных предприятий.

— Перчатки, записные книжки, кобуры для пистолетов и тому подобное. Вот здесь, палец уперся в набережную рядом с Парком Горького, — сточная труба. Река здесь подо льдом, но это всего лишь тонкая корочка. Если бросить что-нибудь тяжелое, то оно пробьет дыру, которая через час затянется. Итак, Аркаша, существует ли, по-твоему, возможность того, что пистолет бросили в реку в единственном месте, где лед не в метр толщиной?

— Откуда вы, дядя Сева, знаете, что я разыскиваю пистолет?

— Аркаша, я просто стар. Но я не совсем выжил из ума и еще не глухой. Я кое-что слышу.

— И что же вы слышите?

— Всякое, — Белов взглянул на Аркадия, потом на героические реликвии в рамках на стене. — И многого больше не понимаю. Было время, когда человек верил в будущее. Конечно, были группировки, просчеты, чистки, которые, возможно, заходили слишком далеко, но, по сути дела, мы стремились дружно работать все вместе. А теперь… — Белов расстроенно заморгал. Никогда еще раньше старик так не изливал перед Аркадием душу. — Министра культуры сняли с работы за коррупцию. Она была миллионершей. Настроила себе дворцов… Представляешь, министр! Разве мы не боролись за то, чтобы все это изменить?

* * *

Съемочный день на «Мосфильме» закончился.

Аркадий брел за Ириной вокруг стоящей на подпорках рубленой избы и березок. Под квадратами дерна ноги ощущали электрические кабели. Несмотря на вывеску: «НЕ КУРИТЬ», девушка курила самую дешевую папиросу, вставленную в облезлый лакированный мундштук. Из-под распахнутой дешевой афганской дубленки выглядывала тоненькая хлопчатобумажная одежка. Длинные каштановые волосы распущены. Глаза почти на уровне лица Аркадия смело глядели на него. Пятнышко несколько поблекло на раскрасневшемся лице. Солнечный закат не имел к тому отношения — это был румянец, какой, по описанию Толстого, пылал на лицах артиллеристов в Бородино накануне сражения.

— Валерия Давидова и ее дружок Костя Бородин родом из Иркутской области, — говорил Аркадий. — Вы приехали из Иркутска, где Валерия была вашей самой близкой подругой, писали ей из Москвы, а когда она погибла, на ней были «потерянные» вами коньки.

— Вы что, собираетесь меня арестовать? — с вызовом спросила Ирина. — Я училась на юридическом факультете и не хуже вас знаю законы. Если собираетесь меня арестовать, с вами должен быть милиционер.

— Вы мне это уже говорили. Человек, которого нашли с Валерией и Костей, оказался американцем Джеймсом Кервиллом. Вы знали Джеймса Кервилла по университету. Зачем вы все время мне лжете?

Она уходила от его вопросов, водя его по кругу возле подобия избы. Несмотря на всю ее браваду, его не покидало ощущение, будто он преследует испуганного оленя.

— Не принимайте на свой счет, — оглянулась она. — Я вообще лгу вашему брату.

— Зачем?

— Я отношусь к вам, как к прокаженным. Вы же больны. Вы состоите в организации прокаженных. А я не хочу заразиться.

— Значит, вы изучали право, чтобы стать прокаженной?

— Я собиралась стать адвокатом. Своего рода врачом, чтобы защищать здоровых от больных.

— Но сейчас мы говорим об убийстве, а не о болезни. — Аркадий закурил. — Вы очень смелая девушка. Но вы считаете, что сюда явился какой-нибудь Берия и у вас на глазах станет есть младенца. Должен вас разочаровать — я здесь только потому, что ищу человека, который убил ваших друзей.

— Теперь лжете вы. Вас интересуют только покойники, а не чьи-то друзья. Интересуйтесь своими друзьями, а моих оставьте в покое.

Она попала в цель. Он приехал на студию только ради Паши.