Парк Горького

Аркадий выпроводил Фета с портфелем, что было нетрудно; канарейке Приблуды наконец-то было что спеть.

– А насчет этого Унманна – правда? – спросил Паша.

– Довольно близко к правде, – ответил Аркадий. – Теперь поглядим, что ты раздобыл.

Паша привез записи всех передвижений Осборна и Унманна по Советскому Союзу за последние шестнадцать месяцев. В стенографически кратких записях Министерства разобраться было непросто:

Дж.Д. Осборн, президент «Осборн Ферз Инк.».

Въезд: Нью-Йорк – Ленинград, 2.1.76. (гостиница «Астория»); Москва, 10.1.76. (гостиница «Россия»); Иркутск, 15.1.76. (гость иркутского Дома пушнины); Москва, 20.1.76. («Россия»).

Выезд: Москва – Нью-Йорк, 28.1.76.

Въезд: Нью-Йорк – Москва, 11.7.76. («Россия»).

Выезд: Москва – Нью-Йорк, 22.7.76.

Въезд: Париж – Гродно – Ленинград, 2.1.77. («Астория»); Москва, 11.1.77. («Россия»).

Занятно, подумал Аркадий. Гродно – город на железной дороге на границе с Польшей. Осборн не летит, а трясется в поезде до самого Ленинграда.

Выезд: Москва – Ленинград – Хельсинки, 2.2.77.

Въезд: Нью-Йорк – Москва, 3.4.77. («Россия»).

Предполагаемый выезд: Москва – Ленинград, 30.4.77.

Г.Унманн, Германская Демократическая Республика.

Въезд: Берлин – Москва, 5.1.76.

Выезд: Москва – Берлин, 27.6.76.

Въезд: Берлин – Москва, 4.7.76.

Выезд: Москва – Берлин, 3.8.76.

Въезд: Берлин – Ленинград, 20.12.76.

Выезд: Ленинград – Берлин, 3.2.77.

Въезд: Берлин – Москва, 5.3.77.

О передвижениях Унманна по России сведений не было, но Аркадий высчитал, что Осборн и немец могли иметь прямые контакты тринадцать дней в январе 76-го в Москве, одиннадцать дней в июле 76-го в Москве, потом этой зимой со 2 по 10 января включительно в Ленинграде и с 10 января по 1 февраля в Москве (когда произошли убийства). 2 февраля Осборн вылетел в Хельсинки, а Унманн, очевидно, отправился в Ленинград. Теперь оба находятся в Москве с 3 апреля. В то же время последние двенадцать месяцев Осборн звонил Унманну только из автоматов.

Паша также достал глянцевую фотографию иркутского Дома пушнины. Как и предполагал Аркадий, это было то же невыразительное здание современной постройки, что и на снимке, где был сфотографирован Костя Бородин.

– Отвези нашего друга Федора домой, – попросил Пашу Аркадий. – Там у него есть один любопытный ларчик. Забери его и свези для надежности в «Украину». Да, прихвати заодно пленку.

Он снял с магнитофона кассету с записью показаний Голодкина. Чтобы освободить место в кармане, Паше пришлось вынуть оттуда крошечный драгоценный ананас.

– И тебе пригодился бы, – сказал он Аркадию.

– Даром добро переводить.

– Готов помогать в любое время, товарищ старший следователь, – заверил Голодкин, надевая пальто и шапку, – из одного уважения к вам.

Оставшись один, Аркадий не мог унять волнения. Наконец-то! Теперь, когда у него есть показания Голодкина, а одному из американцев, пользующихся особым расположением КГБ, грозит задержание, он может запихать это дело в глотку Приблуде. Пускай разжевывает.

Он надел пальто, перешел улицу и взял водки, сожалея, что нет Паши. Выпили бы на радостях вместе. «За наше здоровье!» В конце концов, не такие уж они плохие следователи. Он вспомнил ананас. У Паши, конечно, были другие планы, связанные с серьезными эротическими намерениями. Аркадий машинально поглядел на телефон-автомат. В руке откуда-то оказалась двухкопеечная монета. Интересно, где сейчас Зоя.

В расследовании убийства в Парке Горького было слишком много странного. Теперь он избавился от него и возвращается к будничным делам. Телефон-автомат притягивал к себе, но настоящая сила притяжения исходила от Зои. Что, если она ушла от Шмидта и вернулась домой? Он не был там несколько дней и все время был в движении, так что ей было невозможно разыскать его. Ему не следовало прятаться от нее; по крайней мере, можно было бы объясниться. Обругав себя за малодушие, он набрал номер. Телефон был занят – она была дома.