Парк Горького

Пашины записи были сделаны печатными буквами. Но Аркадий видел, как он старался их закруглить, сделать похожими на его собственные. Он знал, что для работы с оставшимися немецкими и польскими пленками и записями ему понадобится другой напарник. Правда, оставался Фет, который между докладами Приблуде продолжит прослушивание скандинавских пленок. Даже если Аркадий не предпримет новых шагов, дел оставалось очень много.

Кто, в конце концов, затребовал пленки и записи? Кто храбро грозился арестовать иностранного осведомителя Комитета государственной безопасности? И, значит, кто на самом деле убил Пашу?

Аркадий швырнул в стену коробку с пленками. Швырнул вторую, она раскрылась. Третью. Потом стал разбрасывать катушки обеими руками. В комнате мелькали размотавшиеся длинные хвосты пленок. «Долой вронскизм!» – прокричал он.

Неповрежденной осталась лишь коробка, доставленная сегодня. В ней были свежие записи. Аркадий отыскал одну запись из номера Осборна, всего двухдневной давности.

Вопреки всему, он продолжит начатое.

Первая запись оказалась очень короткой.

Аркадий слышал стук в дверь, звук открываемой двери и голос Осборна:

– Здравствуйте.

– Где Валерия?

– Погодите. Я как раз собрался погулять.

Дверь закрылась.

Аркадий снова и снова слушал запись. Он узнал голос девушки с «Мосфильма».

10

Лозунг протянулся на весь квартал. Красные буквы в рост человека гласили: «СОВЕТСКИЙ СОЮЗ – НАДЕЖДА ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА! СЛАВА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА!».

Позади лозунга раскинулся завод имени Лихачева. Там «штурмовали» рабочие, чтобы выполнить предмайские обязательства по производству автомашин, тракторов и холодильников. Молотками загоняли болты, молотками же подгоняли холодильные спирали, с помощью молотков вручную собирали целые машины. Следом, отставая на шаг, шел сварщик и заметал следы факелом газовой горелки. Над лозунгом небо было затянуто внушительными клубами серого дыма, регулярно выбрасываемыми из труб в утреннее небо.

Аркадий прошел с Лебедем в кафетерий и там передал ему снимки Джеймса Кервилла, Кости-Бандита и Валерии Давидовой. Ранние алкаши оторвали головы от столов. Лебедь был в черном свитере, отчего его шея и кисти рук казались еще тоньше. Аркадий подумал, как он выживет, став осведомителем. Туда, где пили рабочие, даже милиционеры приходили парами.

– Вам, должно быть, трудно, – заметил Лебедь.

– Мне? – удивился Аркадий.

– Я хочу сказать, такому доброму человеку, как вы.

Хитрый заход гомосексуалиста? – подумал Аркадий.

– Порасспроси об этих людях, – он бросил на столик несколько рублевок и вышел.

Ирина Асанова жила в подвале недостроенного дома неподалеку от ипподрома. Поднимаясь по лестнице, она окинула Аркадия открытым пристальным взглядом, а он успел разглядеть голубоватое пятнышко на ее правой щеке. Пятнышко было небольшое: если бы она хотела, то могла бы запудрить его. А так оно оттеняло голубизной ее темные глаза. Полы латаной-перелатаной дубленки развивались на ветру.

– Где Валерия? – спросил Аркадий.

– Валерия… какая?.. – запнулась она.

– Вы не из тех, кто сообщает милиции о пропаже коньков, – сказал он. – А из тех, кто держится подальше от нее. Вы бы не заявили о пропаже коньков, если бы не боялись, что они приведут к вам.

– В чем меня обвиняют?

– Во лжи. Кому вы давали свои коньки?

– Я опаздываю на автобус, – она попыталась пройти мимо него.

Аркадий схватил ее за руку. Такую мягкую…

– Кто такая Валерия? Говорите!

– Кто да что! Я ничего не знаю, да и вы тоже. – Она вырвалась из рук Аркадия.

На обратном пути Аркадий прошел мимо стайки девушек, ожидавших автобуса. По сравнению с Ириной Асановой они казались замухрышками.

В Министерстве торговли Аркадий рассказывал Евгению Менделю: