– Не все, – ответил Опалин. – В запечатанные комнаты вы заходить не будете. Если ты боишься привидений, должен тебя разочаровать: их не существует. Телефон в особняке исправен, в случае чего – звоните.
– Иван Григорьевич, но ведь дворник меня видел и почти наверняка запомнил! Как я буду за ним следить?
– Никак. Ты помогаешь Антону и учишься у него. Официально – ты сопровождаешь его, чтобы проследить за сохранностью архива. Если Яхонтов с тобой заговорит, можешь сказать правду – что тебя тошнит от одной мысли об особняке, но тебя заставили. Вообще лучше придерживаться истины, если это не вредит делу… Юра!
– А? – Казачинский подпрыгнул на месте.
– У тебя тоже какие-то сомнения? Поделись с нами.
– Я правильно понял, – смущенно начал Юра, – что мы со Смоловым должны жить в чужой комнате, делать вид, что мы свои, и наблюдать за Резниковой?
– Совершенно верно. Родители Познякова делают нам большое одолжение. И раз уж у меня такие сотрудники, которым все надо разжевывать, поясню очевидное: веди себя прилично, чужими вещами не пользуйся и вообще помни, что Позняков наш ростом под два метра и с пудовыми кулачищами. Если ты у него дома разобьешь хоть чашечку, он заставит тебя сожрать осколки и попросить добавки. Со слезами радости на глазах. Все понятно?
Не смея больше задавать вопросов, Казачинский кивнул.
– Для поддержания своей легенды можешь захватить с собой чемоданчик с вещами. Ну там, зубная щетка, зубной порошок, чашка, тарелка… что еще? Сам сообразишь. Для связи – телефон в коммуналке есть. Имя используешь свое. Ведешь себя естественно. Ты и Смолов приехали из области, будущие студенты, если повезет. Яша! Необходимый набор вещей тоже захвати с собой. Антон на месте тебе все объяснит.
– Можно вопрос? – Яша поднял руку, как школьник. – Когда нам начинать?
– Когда? Сегодня. Вот прямо сейчас и начинайте. Домой за вещами, Юра – тебе еще переодеться, и возвращайтесь сюда. Часам к четырем, я думаю? – Опалин повернулся к Петровичу.
– Годится, – кивнул тот. – К четырем как раз Рейс и Смолов подойдут.
– Вот и хорошо. Познакомятся, потом Харулин их развезет. После этого отпускаешь Резникову и Яхонтова, и пусть Харулин их тоже доставит обратно. Как только он их привозит, приступаете к слежке. Все!
– А ты сам-то куда? – спросил Петрович.
– Мне к следователю надо, – коротко ответил Опалин. – Слушай, я забыл проинструктировать их насчет дневника наблюдений. Тогда давай ты, а я пошел. Дело срочное!
Он скрылся за дверью, а Петрович присел на край своего стола и принялся объяснять, как записывать передвижения объекта слежки и в каком виде вносить их в отчет.
С утра Опалин не мог дозвониться Соколову и решил заехать к нему на работу. Но там он узнал, что следователь появлялся на полчаса и затем отбыл в неизвестном направлении, туманно намекнув на какие-то архиважные дела. Доподлинно неизвестно, какие выводы сделал из этого Опалин, но он только молвил: «Ага», и через некоторое время его можно было видеть в звенящем трамвае, который мчался по Садовому кольцу. На одной из остановок трамвай выплюнул нашего героя, загремел колесами и укатил, а Иван вошел в полутемный, пахнущий кошками подъезд. Потолки здесь были огромные, лестницы – высокие, но Опалин неустанно карабкался по ступеням вверх. Между четвертым и пятым этажами он остановился, завидев девочку с косичками, которая сидела на подоконнике, болтая ногами. На коленях у нее была разложена тетрадка, в которой она рисовала карандашом кусок двора, видный из окна. Возле девочки лежала маленькая белая собачка, которая глядела на нее с умилением.
– Света, а почему ты здесь? – вырвалось у Опалина. – Здорово, смешная собака…
Он погладил собачку, которая завиляла хвостом и тоненько тявкнула.
– Ты к папе пришел? – спросила Света, глядя на Опалина снизу вверх.
– Ага.
– Он не очень сейчас, – признался ребенок после небольшого колебания.
– А ты почему не посидишь у кого-нибудь из соседей?
– Не хочу. – Света вздохнула. – Они нас не любят. И боятся.
Опалин открыл рот, чтобы сказать множество правильных вещей – что маленькие дети не должны сидеть на подоконнике, что Свете лучше пойти погулять с собакой, поиграть с другими детьми, развлечься – но он с детства ненавидел все, что отдавало лицемерием, а правильные, хорошие и глубокомысленные фразы, которыми он собирался сотрясти воздух, как раз лицемерием и пахли. Белая собачка зевнула и положила голову на вытянутые лапы.
– А где мама? – спросил Опалин и тотчас пожалел об этом. Света быстро вскинула на него глаза.
– Где-то, – она повела худеньким плечом, потом опустила голову и вдвое старательнее стала чертить в своей тетрадке. Опалин молча погладил девочку по голове и шагнул к лестнице.
– Подожди, – сказала Света ему вслед, снимая с шеи два ключа на коричневом шнурке. – Возьми. Он заперся. Тот, который поменьше, – ключ от комнаты.
Опалин взял ключи, поглядел девочке в лицо, буркнул: «Я сейчас» и неожиданно побежал по лестнице вниз. Через несколько минут он вернулся, неся увесистую банку с маринованными огурцами в рассоле.