Парк Горького

Кинотеатр «Форум». Первым экраном лучшие звуковые фильмы советского и заграничного производства. В мраморном фойе ежедневно днем – выступление артистов Госэстрады, вечером – джаз-ревю. При театре – кафе-ресторан.

Рекламное объявление

– Ну, что скажешь, Володя? – спросил уполномоченный Румянцев.

Мертвец сидел в одном из передних рядов кинозала. Яркий свет ламп отражался в его невидящих глазах, из угла рта стекала тонкая струйка крови. Военная форма, на петлицах три квадрата – командир роты, стало быть. Фуражка свалилась с головы и лежала на полу.

– Два часа максимум, – буркнул судмедэксперт Шаповалов, осмотрев труп. – Похоже на то, что его закололи шилом.

– Когда закончился сеанс? – спросил Румянцев у молодой испуганной билетерши, которая обнаружила тело.

– Сорок минут назад, – ответила она и заплакала.

Шаповалов огляделся. По долгу службы ему приходилось бывать в самых разных местах, но он впервые видел убитого в кинотеатре. Знаменитый «Форум» на Садовой-Сухаревской, 1360 мест, билеты дешевле рубля сюда не достать. И вот, пожалуйста – убит командир Советской армии, зарезан, как кролик, и никто ничего не заметил, пока фильм не закончился и зрители не стали покидать зал.

– Гражданка, прекратите рыдать! – заорал на билетершу Румянцев, неожиданно обозлившись на весь свет. – Отойдите куда-нибудь, только недалеко – потому что я с вами еще буду говорить…

Бормоча себе под нос ругательства, он стал ощупывать карманы убитого – и напрягся, найдя в одном из них туго набитый кошелек.

– 1750 рублей, – озадаченно пробормотал Румянцев, пересчитав деньги. – Но если его не ограбить хотели, тогда что?

– Что-то многовато денег для военного, – усомнился молодой оперативник Потапенко. – И вообще…

– На волосы его посмотри, – неожиданно подал голос Шаповалов.

– При чем тут волосы? – хмуро спросил Румянцев.

– При том. Стрижка короткая, но пробор, бриолин… Военные так не ходят. Ряженый это. И, по-моему, я даже знаю кто.

– Ты его узнал?

– Ваня Опалин недавно фото показывал. Кажется, этот зарезанный – Ларион Карташевский. Ну, тот, о котором говорили, что он за деньги может убить любого… То есть мог.

– Стоп, – потребовал Румянцев. – Почему Опалин показывал тебе какие-то фото? Для чего?

– Ну, короче, ему для дознания надо было найти четырех человек. Двое – Богатенко и Мазур – уже нашлись в виде трупов. Этот – третий. Кстати, Мазура тоже того… закололи шилом.

– Зовем сюда Опалина? – предложил Потапенко.

У Румянцева сделалось такое лицо, словно он разом переживал острый приступ желтухи, зубной боли и почечных колик. Судмедэксперт Шаповалов на своем веку видел разное, но тут он все же предпочел отвести глаза.

– Никакого Опалина, – придушенным голосом ответил Румянцев и дернул щекой. – Спиридонов! Где этот чертов фотограф… Давай, снимай, чего ты там копаешься!

Сочтя свою работу законченной, Шаповалов отправился в туалетную комнату, где вымыл руки, а затем прошел в фойе, где музыканты джазового оркестра, готовясь к выступлению, настраивали свои инструменты. К доктору подошли несколько служащих, которые прослышали об убийстве в зале и были не прочь узнать подробности.

– Товарищи, я только судмедэксперт, – отмахнулся Владимир Митрофанович. – Свидетельствую, что труп есть и он не оживет. Все вопросы – к товарищу Румянцеву.

«Позвонить Ване или не позвонить? – подумал он. Оркестр начал играть, и мелодия медом лилась в душу доктора. – А, к черту! Все равно вернемся на Петровку, я его увижу и тогда скажу…»

Меж тем на Петровке Опалин изучал материалы дела о хищении, которые следователь Соколов выцарапал для него из Ленинграда. Судя по документам, Роман Елистратов участвовал в оценке драгоценностей одной балерины, которая специализировалась на любви к великим князьям – разумеется, бескорыстной, потому что люди искусства, как всем известно, собой не торгуют. Итогом многочисленных любовей стало некоторое количество абортов, для следствия интереса не представляющих, пара передающихся половым путем заболеваний – аналогично и значительные материальные ценности, которые перекочевали к бескорыстной из карманов щедрых любовников. В их числе – бриллианты, сапфиры, рубины, изумруды, кольца, ожерелья, диадемы, парюры[9]… И все было прекрасно, пока не наступил февраль 1917-го, а затем – теплый октябрь, удививший всех температурами выше обычного… да, впрочем, и не только ими.