Парк Горького

– Я бы все-таки выпил чаю, – проговорил он рассудительно, не сводя глаз с лица собеседницы. – Что на тебя нашло? Я бы понял, если бы ты подозревала кого-то другого, но – на случай, если ты забыла, – это я спас тебя от расстрела.

– Ты был вовсе мне не рад, – сдавленно проговорила Марья.

Тем не менее она убрала револьвер и села напротив гостя.

– Что значит – рад, не рад? Я не ожидал, что ты объявишься. Тебе же помогли перейти через границу, Сережа нашел людей, они все сделали. Зачем ты вернулась?

– Сукин ты сын, – сказала Марья, качая головой.

Она поставила чашки и начала разливать чай, но внезапно разозлилась и плеснула заваркой в лицо гостю. Он успел закрыться рукой, но вряд ли ему было приятно терпеть такое обращение.

– Думаешь, я не знаю, что ты украл мою идею? Я все знаю! Я встретила за границей твоего родственника… Помнишь, я говорила тебе, что устала от глупостей и хочу жить на широкую ногу? Трясти бывших нэпманов или тех, кто рассовал по карманам царские и княжеские ценности… Раз в год – большое дело! Товар сбывать за границей, всех свидетелей в расход… А ты меня обокрал!

– Маруся, не кричи, соседи услышат, – пробормотал гость.

– Да не кричу я, а нормально разговариваю. А ты считал, раз ты здесь, а я там, я ничего не узнаю? Как же! Держи карман шире… Какой у тебя голос стал по телефону, когда ты меня узнал! И вытащил меня… в парк этот дурацкий… «Увидимся, поговорим!» – злобно передразнила она. – Ты за кого меня держал, а?

– Слушай, у меня много работы было в тот день, я не смог прийти…

– Я тебе звонила, а ты не подходил к телефону. Испугался, да? Бабы испугался? И правильно! Знаешь же, на что я способна… Слушай, – Марья хищно оживилась, – а может, мне позвонить в угрозыск, а? И все про тебя рассказать… Ух, как они обрадуются!

– Маруся, давай не будем…

– Ты меня больше не любишь, – неожиданно проговорила Груздева, и по ее тону стало ясно, что она по-настоящему, глубоко задета. – Я тебе мешаю – и, наверное, не только тебе. Кто у вас в банде, а? Сережка, ты, Митька? Он же всегда мечтал о хорошей жизни… Ты зачем меня в парк прийти заставил? Может, ты убить меня хотел? А? А?

– Тебя убьешь, как же, – бледно усмехнулся гость. Он придвинул к себе чашку чая и стал пить его мелкими глотками. – Послушай, Маруся, ты меня обвиняешь в… черт знает в чем. И отравить я тебя хотел, и убить, брр! – Он передернул плечами и достал из коробки еще одну конфету. – Все гораздо проще, понимаешь? Все сейчас в отпусках, у меня больше работы, чем обычно, а просто так взять и отлучиться я не могу. Просто – не могу. С меня много требуют, ну и… Приходится соответствовать.

– Я тебе не верю, – мрачно сказала Марья.

– Ну конечно. Я тебя спас, всем из-за тебя рисковал, и я же – главный мерзавец. – Он вздохнул, допивая чай. – Ну хорошо, я позаимствовал твою идею. Довольна? Тебе же за границей никто не мешал заняться тем же самым. Зачем ты сюда-то вернулась?

– Участвовать хочу, – беззаботно ответила Груздева. – И долю.

– Сколько?

– Треть. На меньшее я не соглашусь.

– Нас и так четверо. Плюс мой родственник, который ездит за границу…

– Я все придумала. Без меня бы вообще ничего не было. Треть, я сказала.

Гость задумался. В коробке оставалось лишь три или четыре конфеты.

– Не хочешь? – спросил он, указывая на них.

– Нет. Я не идиотка, чтобы принимать от тебя еду. Что ты решил?

– Что я решил, что я решил… Ладно. Треть так треть. Но тебе придется много работать. За красивые глаза – прости, за идею – мы денег не даем. Мы, может, коммунисты, но не настолько.

– Сукин ты сын, – засмеялась Марья.

– Выпить бы сейчас чего-нибудь. – Гость улыбнулся. – За твое возвращение.

– У меня есть кое-что. Этот дурачок принес. Погоди…

Она отошла в другой угол комнаты за бутылкой, а гость, мгновенно согнав улыбку с лица, быстро приподнял ячейки от конфет. Под ними на внутреннюю сторону коробки двумя полосками бумаги была аккуратно приклеена тонкая длинная игла.

Марья вернулась, неся бутылку мандаринового ликера.

– Откроешь?

– Конечно, – ответил гость. И, поднявшись с места, ударил ее иглой в шею.

Груздева поняла, что ее убивают, и попыталась достать револьвер, но бутылка в руках помешала ей, а гость тем временем ударил Марью второй раз, рванув посильнее, чтобы рана была как можно больше. Из разодранной артерии хлынула кровь.

– Прощай, Маруся, – сказал убийца, проворно отступив, чтобы брызги не попали на его одежду.

Выронив бутылку, Груздева схватилась за горло, но кровь все хлестала и хлестала, вытекая вместе с жизнью. Стоя в дверях, убийца спокойно наблюдал, как его жертва умирает. Марья, хрипя, вцепилась в край комода, опрокинула несколько растений и добралась до открытого по случаю духоты окна. Прежде, чем гость успел сообразить, что именно она собирается сделать, она перевалилась через подоконник и выбросилась с четвертого этажа.

Глава 24. Все и ничего