Парк прошлого

Посмотрел, как Зеваку ударили в лицо, сбили с ног, как его схватил за волосы широкоплечий молодой бандит. Понаблюдал, как с юного мальчишки сдернули маску в виде черепа, как он лягнулся, вырвался, перебежал дорогу, скрылся в толпе, и камера его потеряла. Три оборванца припустили за ним, а двое остались возле трупа, еще двое потащили мужчину в костюме скелета куда-то в сторону. «Шпион» держался за ними, пока они не добрались до ожидающей их двуколки с зашторенными окнами. Дверь экипажа распахнулась, скрюченного мужчину в карнавальном костюме запихнули внутрь. Внутри двуколки мелькнуло чье-то лицо в маске. Хадсон быстро нажал на паузу и сохранил изображение — еще одна улика для шефа. Один из оборванцев обернулся и заметил булавочную головку камеры-«шпиона». Он вытянул руку, которая вдруг на миг заполнила собой весь ряд экранов, а потом картинка рассыпалась на белые хлопья и зеленоватые вспышки помех: камеру сломали. Экраны почернели.

Хадсон отправил сообщение Чарли Хватполу, а когда тот пришел, еще раз проиграл для него сцену нападения.

— Я уже запустил поиск по обеим жертвам. Предположительно похищенного зовут Люций Браун. Между прочим, он фигурирует в главном списке — один из идеологов «Прошлого», когда-то был важной шишкой в Корпорации. Потерпевший от удара ножом, на вид слепой, в наших базах не значится — пока что, во всяком случае. Никакой связи обнаружить не удается. Свидетель, мальчик, которого видно на этих кадрах, вот он убегает, — это Калеб Браун, семнадцати лет, сын Люция Брауна. Оба прибыли по личному приглашению Абеля Баксоленда — свободный доступ ко всему и все такое…

— Тело потерпевшего уже забрали?

— Так-так… около десяти минут назад на место происшествия прибыла карета «скорой помощи», — сообщил Хадсон. — И цитирую: «тело исчезло»; а нам известно, что это означает.

— Продали для незаконной экскурсии на убийство, — перевел Хватпол.

— Именно, — подтвердил Хадсон. — И конечно, от мальчишки ни следа. Залег на дно, если хоть что-нибудь соображает. Во всяком случае, вот это тебе тоже нужно увидеть.

Он проиграл сцену с двуколкой и «заморозил» кадр, в котором мелькнуло чье-то лицо в маске.

— Прибавь сюда вчерашний инцидент, прыжок с крыши башни, отрубленную голову, вырезанное сердце…

— Но что же нужно Фантому от этого человека, Брауна? — проговорил Хватпол.

— Кому-то из нас, а если мне снова не повезет, то может, и нам обоим вскоре предстоит это выяснить, — откликнулся Хадсон. — Пора навестить Лестрейда, показать ему все это.

Он машинально потер шею, заранее представляя тугой воротничок, жесткую запонку у горла и тесный жилет.

ГЛАВА 14 ИЗ ДНЕВНИКА ЕВЫ

— Ты никогда не слышала про Фантома? — спросил меня Яго.

— Кажется, нет… — Внутри шевельнулась странное воспоминание: Джек бормочет слово «фантом», низко-низко склонившись над газетой.

— Фантом появляется и исчезает, словно тень, — начал рассказывать Яго. — Он наш местный призрак «Прошлого», он внушает настоящий ужас. Он то перемещается поверху, среди крыш и труб, а то каким-то образом передвигается под землей, там, где никто не видит. Это странный персонаж, давнишний, дерзкий и любящий рисовку мастер преступлений. Он носит, маску, и к тому же быстрый, точно кошка. Нынче он головорез, потрошитель, рубит головы, да еще и вырезает сердца. Говорят, он контролирует всех неофициальных нищих и гораздо более жуткие вещи в этом городе. Он, как сказали бы французы, Roi des pauvres, король нищих, повелитель оборванцев и всех низших преступных слоев общества. Он слишком умен, чтобы попасться, ему нет равных в том, что он делает. О нем слагают баллады и продают их тексты на рынках.

Я с ужасом слушала рассказ Яго и представляла, как кто-то вырезает сердце, человеческое сердце!

Яго пришпорил лошадь, и мы поехали дальше.

— За его поимку назначались огромные награды, но ими никто не соблазнился. Фантома ни разу не пытались сдать в полицию, настолько он неуловим. Нищие его странным образом чтят. Они окутали его таинственным и легендарным ореолом, а теперь еще и наделили сверхъестественными способностями. Он прыгает с высоких крыш. Делает то, что в прошлом веке назвали бы «бейсджампингом», экстремальными прыжками с высоты. Однажды, убегая от погони по крышам, он упал и спланировал на землю на алом парашюте.

Мы проезжали вдоль реки, мимо складов и причалов, топорщившихся по обе стороны от нас, точно кривые зубы. Яго придержал лошадь, и повозка остановилась.

— Завтра встретимся с остальной семьей, — сообщил мне Яго.

— Семьей… — Я попробовала слово на вкус. Прежде мне почти не доводилось его использовать. По крайней мере оно ощущалось как что-то непривычное.

— Мы зовем их своей семьей. На самом деле, это племя всякой шушеры и швали. Уличные артисты, вроде нас самих, и так еще, кто попало — цыгане, юные беглецы и все прочие… у нас ведь большая семья, мы не задаем вопросов и принимаем всех.

— Беглецы, как я?

— Беглецы, точно как ты, — подтвердил он. — Ты можешь остаться с нами, Ева. Мы дадим защиту, если тебе это нужно… Мне почему-то кажется, что нужно.