Парк свиданий

Это как если бьется твоя любимая чашка, как если любимый неожиданно говорит, что больше не любит, как если друг сообщает, что знать тебя не хочет. Всего секунда прошла, а того, что тебе было дорого, нет. Секунда мгновенная, но для тебя это вечность, разделяющая твою жизнь на до и после. Когда в душе гибнет что-то очень важное для тебя. Когда ты умираешь, чтобы стать другой.

– С Лежим! Вот, смотри! Это же он!

Алиса разворачивала к ней альбом, но Маша и так помнила. Здесь он купается в холодном водопаде. А тут сидит на Черемыше. А это он в профиль на фоне неба.

– Мы в «Царской охоте» познакомились.

Это был какой-то кошмар. Степанова уже не хотела причинять Алисе боль. Зачем что-то говорить этой взбалмошной девчонке? Зачем вклиниваться в эту притертую жизнь? Машина дурацкая идея с письмом Алисе именно что и была дурацкой.

– Ну да! Это турбаза, – соглашалась Алиса. – Мы оттуда уходили на Укок. А он про тебя и не рассказывал. Говорил, что скучает, ничего не делает.

– Мы и не делали ничего. Просто вместе время проводили. – Маша отвернулась.

– А я тебя не помню. – Алиса колебалась. Все было слишком неожиданно, чтобы так просто объяснялось.

– Мы уехали до вашего возвращения.

– Но Лежий не говорил, что с кем-то был. – Алиса потянулась к телефону.

– Наверное, и правда, скучал.

Почему немеют губы? Почему она не может говорить? Потому что Алиса оказалась не такой плохой девчонкой? Потому что теперь и Маша понимает, что Алиса может совершить глупость – выпрыгнуть из окна, броситься под поезд, резануть себя по венам?

– Он здесь хорошо получился, – прошептала Алиса, мгновенно теряя боевой задор.

Они смотрели друг на друга.

Одно слово – и Алиса уйдет. Навсегда уйдет. И из жизни Маши, и из жизни Олега. Пульсирующая точка жизни, которая норовит вот-вот исчезнуть. Это была секунда смерти. Но не как у всех, смерти окончательной и бесповоротной, а с мучительным возрождением.

– Я думала, у него девчонка такая крутая, вся в золоте, – первая заговорила Маша. – Он говорил, что очень любит тебя и боится потерять. Так описывал, как будто бы ты королева.

– Вы чего, общаетесь, что ли, ты к нам в город-то приехала? – Догадка лежала на поверхности.

– Я не к нему. Я так… У меня было дело…

– Какое? Может, я человека знаю!

– Я к преподавательнице. – Ложь была неловкой, но именно она почему-то успокоила Алису. Девушка улыбнулась.

– Он тебя любит. – Маше вдруг стало легко говорить. – Все рассказывал, что боится тебя обидеть.

– Чего, правда, так сказал? Круто! Нет, правда? Да? – Щелчок, и Алиса, как лампочка, стала светиться ярче. Да, с таким переключением скоростей не соскучишься.

– Правда. – Маша потупилась. Вранье еще не стало для нее привычным.

– Нет, ну, клево! Я расскажу, он не поверит.

– Ага, клево, – согласилась Маша. – И знаешь, забирай все эти фотографии. Сама говоришь, он здесь хорошо получился. Заодно покажешь их Флору, пускай учится дружить!

Маша сама стала выдергивать фотки из-под пленки. Все, что напечатала. Все, что с такой любовью хранила и пересматривала. Ей больше не нужно.

Алиса порывисто обняла ее, прижала к себе. Сильно. Надолго задержав.

– Странно, что все так получилось, – прошептала она Маше в ухо.

Вечером позвонил Олег.

– Здоро́во!

И замолчал. Но тишина в трубке была не обычной тишиной. Она была наполнена звуками, словами, образами.

– Сначала я хотел позвонить тебе и сказать… – Он запнулся, не давая себе сорваться. – Я нашел на платформе твое письмо.

Маша ухмыльнулась. Это уже было даже не смешно.

– А потом мне Алиса рассказала про собаку и про укушенную девушку. И что ее зовут Маша.

– Ты мерзавец!

– Как ты себя чувствуешь?

– Не звони мне больше!

– Алиса привезла фотографии. Она уверена, что это случайность. Спасибо!

– Я не хочу тебя знать!

Решение было спокойное и взвешенное. Маша чувствовала, что это правильно. Что только так и надо было поступить.

– Ну как ты? – На край кровати присел отец.

– Папа! – Маша смотрела в сторону. – А если бы кто-то пришел и сказал тебе, что мама тебе неверна. Что бы ты сделал?

– Я бы убил того человека, кто это сказал бы.

– Почему?

– Потому что никто не имеет права вторгаться в нашу с твоей мамой жизнь. Потому что это жизнь. И все, кто пытается нашу жизнь убить, называются убийцами.

– Я бы тоже так поступила. – Взгляд скользил по узору на обоях.

– Что-нибудь случилось?

– Теперь уже нет.

Утром Маша подошла к Мазуровой.

– Юлька! Прости меня. Все, что я говорила, было чушью. Словно я была больна, а теперь выздоровела.

Ваня смотрел на нее, открыв рот.

– Главное, чтобы это было не заразно, – улыбнулась Юлька. – Значит, больше никаких разговоров о…

– Никаких. Ни о чем.

– Чего, поссорились, что ли? – встрял в разговор Колесников.

– Расстались.

И ее окаменевшее сердце не дрогнуло. Впрочем, это слишком патетично. На самом деле Маша просто улыбалась, не думая о том, что там происходит с ее сердцем.

– Тогда пошли на дискач, – запрыгала на месте Юлька. – Там шумно, и даже если ты будешь трепаться, я все равно не услышу. Колесников, ты не против?

– Я – рад.