Парки и дворцы Берлина и Потсдама

Изрядно раздражая власти, жители поддерживали обычаи старой Германии, особенно активно на Унтер-ден-Линден, где у здания кордегардии (гауптвахты), построенного по образцу римского храма, духовой оркестр исполнял мелодии, которые так любили кайзеры. Ветераны Первой мировой безнаказанно бойкотировали нацистские парады, более того, осмеливались внушать детям, что вопреки всему еще живы традиции прусской армии. Впрочем, немецкая молодежь всегда воспитывалась в послушании, пристрастии к порядку и дисциплине, разница заключалась только в том, кому присягали молодые солдаты. Если не замечать людей в черной униформе, которых с каждым годом становилось все больше и больше, Берлин оставался городом, приверженным прошлому, бережно хранившим свои дворцы, парки, статуи, зверинцы. Однако перемены все же происходили: подростки с удовольствием вскидывали руки в нацистском приветствии, молодые матери, толкая перед собой коляски, вместо колыбельных напевали марши, а столица исподволь приобретала вид военного плаца.

Гитлер объявил берлинцам, что желает подарить им город, достойный великой нации. Реализацию своих грандиозных планов он поручил Альберту Шпееру, безвестному архитектору, который привлек его внимание как постановщик и оформитель Нюрнбергских партийных съездов. Молодой зодчий, кстати, член НСДАП и СС (нем. SS, сокр. от Schutzstaffeln – «охранные отряды»), оказался «истинным арийцем» и большим поклонником гигантомании, чем завоевал почти безграничное доверие фюрера. Вступив в должность генерального инспектора по строительству в столице, Шпеер, по собственным словам, намеревался «положить конец анархии в развитии Берлина и проводить в градостроительстве политику партии национал-социалистов». Для осуществления этой задачи предполагалось снести целые улицы и кварталы, чтобы на пустом месте воздвигнуть здания, которым следовало наглядно выразить идеологические принципы тоталитаризма.

Планом Шпеера предусматривалось сооружение огромной круглой площади вблизи Королевской библиотеки, грандиозного Дома туризма, Народного дома с куполом, величиной превосходящим купол римского собора Святого Петра. Прокладка единой магистрали с востока на запад требовала простора, поэтому на Унтер-ден-Линден были срублены знаменитые липы, место которых заняли увенчанные орлами мраморные колонны. Немного позже старые деревья заменили молодыми, но саженцы пали в битве за Берлин. Гитлер приказал расширить Шарлоттенбургскую улицу, где после того были установлены фонари, точнее, мощные прожекторы, превратившие столицу в «город света».

Увлекшись идеями гигантизма, ни архитектор, ни фюрер не могли представить будущих бомбардировок, затемнений, а тем более поражения, сделавшего все их усилия бессмысленными. Берлинцы украдкой выказывали недовольство варварским актом на Унтер-ден-Линден: липы им нравились больше, чем лес убогих столбов с навязчивой символикой. В зарубежной прессе того времени появились статьи, где журналисты жаловались на невозможность «сделать снимок в центре Берлина так, чтобы в кадр не попало красное знамя со свастикой, каменные орлы, черная униформа. Люди, камни, вода и зелень отмечены печатью национал-социализма. Старая Германия исчезла…».

Нацистский митинг во дворе Арсенала

В то время по берлинскому радио шли политизированные передачи, дикторы вещали в патетическом тоне. Оперные и драматические спектакли портила цензура, кабаре не работало, в клубах встречались тайком, газеты закрывались, привычное кино и карикатура постепенно забывались, начал вырождаться даже знаменитый берлинский юмор, быстро вытесненный примитивными шутками, а затем и вовсе перешедший в примитивную грубость.

Лишь музыка, которая чередовалась с призывами, была хорошей, хотя и ограничивалась арийскими мелодиями. Нацисты предлагали согражданам пиво, шнапс, коллективные манифестации, а также свободную любовь, весьма полезную для государства, нуждавшегося в детях – будущих солдатах рейха. Не стоит думать, что берлинцев удовлетворяли столь бесхитростные удовольствия, тем не менее им пришлось покориться.

Солнечным утром 3 сентября 1939 года улицы Берлина были привычно пусты, поскольку воскресенья горожане привыкли проводить в парках. Миллионы столичных жителей лежали на мягкой траве, дремали, беседовали, листали газеты, млея от предвкушения сытного завтрака на природе. Когда по радио (громкоговорители в тогдашнем Берлине имелись едва ли не на каждом дереве) прозвучало сообщение о начале войны, многие не смогли проглотить свои утренние сосиски, настолько неожиданной была новость. Воздушные налеты начались не сразу, но люди почувствовали беду. Продовольственное снабжение ухудшилось, и в центре столицы на месте клумб и лужаек появились огороды: берлинцы выращивали картофель и салат с энтузиазмом не меньшим, чем раньше цветы.