Парковая зона

Работа бетонщиком – одна гробиловка. С вибратором так натаскаешься, что потом руки еще долго ходуном ходят. Еда нужна калорийная, а денег обычно хватало только на щи из костного бульона, да на гарнир. Кабы не пить, оставалось бы и на мясо в щах и на котлету.

Но это – кабы не пить.

Иван Поддубный был человеком многоопытным, прошедшим вдоль и поперек школу жизни.

Обычно с получки он, пока был трезв, приобретал несколько бутылок рыбьего жира, который в то время шел за бесценок в любой аптеке.

Водку пил, не оглядываясь на завтра, а рыбий жир берег до случая.

Когда кончались деньги даже на макароны, он подпитывался рыбьим жиром. Бывало, встанет с утра, брухнётся нечесаной головой, схватит одной рукой себя за волосы, а другой – рыбий жир. Мучительно скосоротится, сделает тройку глотков – вот и позавтракал, вот и ничего, вот и работать можно…

Бурлак знал, что делал…

Вот такие у Ивана Метелкина были первые учителя-наставники, которых он, конечно же, никогда не забудет.

В то время Иван учился в вечернем техникуме, прилежания особенного не было, но время занято, и это спасало его от почти ежедневных пьянок.

Но слаб человек перед соблазном!

Сегодня Ивану почему-то в техникум идти не захотелось, в такую погоду хозяин собак не выгоняет, и он, отложив в сторону учебник, уставился на Витю Мухомора, гадая, куда это он так сегодня вырядился?

Бурлак в это время смазывал своим рыбьим жиром рабочие, на толстой антивибрационной подошве (других не было) ботинки, тоже готовясь в культпоход.

И Мухомор, и Бурлак были трезвыми и голодными, значит, опять пойдут к торфушкам – так они называли женщин на кирпичном заводе, которые могли покормить и обиходить только за один щипок любого неприкаянного холостяка.

«Торфушки» – распространенное в то время название всех женщин и девчат, прибывших в город на тяжелые условия труда в основном из сельской местности, которые были либо завербованы, либо по комсомольским путевкам, что, в общем-то, одно и то же.

Тогда так и только так можно было вырваться из колхозного ярма, получив паспорт. Значит, в колхозной круговерти было еще хуже, чем гробиловка подсобницами на стройках, на дорожных участках, на торфяных разработках и лесоповале. Хоть какие-то деньги, но платили.

Перемещенные, если можно так назвать, женщины были в основном или разведенки, или девицы-оторвы, которые, вдохнув свободы, без родительского глаза готовы были восполнять утраченные возможности деревенской юности, где каждая на виду, и надо во что бы то ни стало блюсти себя и, если уж под кого лечь, то непременно после соответствующей расписки в сельсовете.

Хотя и тогда было всякое…

Торфушки, к которым собрались его старшие товарищи, жили прямо на кирпичном заводе, где и работали, в длинном сарае для сушки кирпича, наскоро переделанном в жилой барак с отсеками на четыре-пять человек.

В каждом отсеке стояла печь, прожорливая и бокастая, которую девчата кормили дармовым углем, взятым здесь же, у печей обжига.

Кирпичный завод от мужского общежития располагался километра за полтора, если идти по железнодорожному пути, проложенному для промышленных перевозок.

Стоял февраль – самый метельный месяц зимы, и сегодняшний вечер был соответствующим.

Ошметки снега глухо ударялись в стекло и шумно сползали, подтаявшие и обессиленные.

Идти куда-то в такую погоду, чтобы похлебать щей, хотя вечно голодный желудок требовал насыщения, все же не хотелось.

Иван, отложив учебник, молча разглядывал винные разводы на побелке.

Это всё Бурлак: затеяв ссору с Мухомором, он запустил в него бутылкой. Мухомор увернулся, а бутылка с остатками вермута врезалась в стену, плеснув брызгами стекла прямо в лицо Ивану, когда тот молча, но с волнением ждал, чем кончится эта ссора.

Мухомор в ответ протянул Бурлаку сигарету, и тот сразу же обмяк, успокоился, послав Метелкина гонцом в магазин за очередной «поллитрой».

Мировую пили все вместе, втроем…

– Эх, Наука ты Наука, п…да тебя родила, а не мама! Вот коптишь ты на свете семнадцать лет, а бабу ни разу не…, – тут Мухомор сделал соответствующий жест, оформив его известными словами.

– Отчаль от него! Не трогай парня! – Бурлак разогнулся, кончив протирать ботинки, поставил бутылку с рыбьим жиром на подоконник и повесил полотенце на спинку кровати.

– Бурлак, Лялькин Жбан снова загремел в отсидку, а как бабе одной маяться? Истосковалась, поди, по скоромному-то. Живая душа, – Витя Мухомор стал стягивать с Метелкина одеяло. – Давай возьмем Науку, нюх наведем, чтобы он, кутак, бабу за километр чуял, а?

Что имел в виду Мухомор под словом «кутак», Иван не знал и совсем не знал, что на этот выпад ответить.

Хотя года два назад, если не считать того поганого дня с Манидой, один интересный случай по этому поводу имел место.

Дело было летом, в каникулы, когда каждый школьник чувствует себя вольным и отвязанным. Все друзья в это время ночевали по сараям, чердакам, или просто так, под звездным небом.

Иван тоже норовил проводить летние ночи вне дома.