Парковая зона

Плотник в деревне – человек необходимый, и топор отца со своим подсобником помогал прокормиться всей семье с многочисленными братьями и сестрами. Правда, лучший кусок всегда подкладывался ему, Ивану, как одному из кормильцев.

Летний день долог. Хотя Иван был у отца на подхвате, все же, пока тот перекуривал, Ивану приходилось орудовать не только топором, но и другими плотницкими инструментами. Утомительнее и тяжелее всего было работать «шуршепкой» – небольшим рубанком, только с овальным лезвием для первичной грубой обработки лицевой стороны доски.

Работа не ответственная, и старый плотник смело доверял ее своему сыну.

Мелкая пыльная стружка так и липла к голому вспотевшему телу. Оно нестерпимо чесалось, и к вечеру отец непременно поливал Ивана ледяной колодезной водой прямо из ведра и напоследок, чтобы не простыл, хлопал сына по тощему мальчишескому заду своей огромной и жесткой, как лопата, ладонью.

До обеда время летело быстро, но после обеда Иван с трудом сдерживал себя, чтобы не сбежать на речку к ребятам.

Упрашивать отца было бесполезно – не пустит. Только выпив, отец расслаблялся, добрел и позволял сыну делать все, что угодно.

Но выпивал отец редко, только при расчете за работу.

Когда хозяева звали тружеников к обеду, Иван привычно ожидал, не притрагиваясь к еде, выставят или нет на стол стаканы. Если стаканов не было, то день был загружен под завязку. Отец в таких случаях вкалывал до темна.

Но вот когда заканчивалась работа, и надо было «размывать» руки…

Вбив последний гвоздь, отец посылал Ивана за хозяевами, чтобы они могли одобрить работу или сделать какие-нибудь замечания. Сколько Иван помнит, замечаний по работе никогда не было.

Отец – человек старого закала и «портить свою фамилию», как он выражался, не смел и сыну заказывал.

Правда, сын не всегда был верен отцовскому завету, а жаль: все могло бы повернуться иначе…

Хозяева, а это были преимущественно бабы, рассчитывались за работу на совесть.

Когда последний гвоздь был вколочен, родитель просил сына принести из колодца воды. Поставив ведро на верстак, Иван долго поливал отцу из кружки в его почерневшие, как корневища, ладони с растопыренными пальцами. Сделать из ладоней пригоршню отец не мог – пальцы с заскорузлой и ороговевшей кожей не слушались и никак не собирались вместе. Вода протекала между ними, и старому плотнику трудно было смыть пену с лица. Тогда он, широко расставив ноги, низко, по-бычьи, нагибал голову, поливая себя прямо из ведра.

Сын с завистью смотрел, как сплетались и расплетались толстые жгуты мышц под его смуглой, обветренной кожей. Тяжелая физическая работа на солнце просмолила и продубила эту кожу, сделав ее невосприимчивой к жаре и холоду.

Фыркая и расплескивая воду, отец радостно ухал и весело, беззаботно матерился. В легком матерке том не было ни зла, ни упрека жизни.

Работа окончена. Вытираясь полотенцем, отец давал сыну знаки, чтобы тот тоже умывался и приводил себя в порядок.

И вот, одетые по такому случаю в чистые рубахи и гладко причесанные, они садились за стол.

За столом из мужчин отец с сыном были единственными: война повышибала мужиков, как зубы в кулачном бою, и, несмотря на прошедшее десятилетие, раны еще кровоточили.

Бабы в то время, слава Богу, водкой не баловались, не до того было, и потому всю бутылку старому плотнику приходилось осиливать одному. Не оставлять же выпивку в посуде, как-то не по-русски. Иван про себя загадывал, кто нынче кого повалит: отец бутылку или она его?

Чаще победа оставалась на стороне отца, повалить его было трудно.

Отцу пить одному скучно, нужен товарищ, и иногда так, шутки ради, он наливал и сыну, постепенно приучая начинающего плотника к главному мужскому торжеству.

Отец у Ивана Метелкина был без комплексов, и за малой долей выпивки ничего дурного для сына не видел. Сам с десяти лет, плотничая в бригадах по селам, он прошел ту же школу жизни, и ничего, не спился.

У родителя была любимая поговорка: «Отец сына бил не за то, что тот выпивал, а за то, что опохмелялся».

Старый плотник опохмелки не признавал. Выпив на утро кружки две холодной воды, виновато крякал и снова как ни в чем не бывало принимался за работу.

Сто грамм – не стоп кран, дернешь – не остановишь.

Выпив при расчете бутылку водки и хорошо закусив, отец не считая совал в карман заработанные деньги и шел в местную чайную, чтобы отвести душу от суеты и обыденщины.

Встретив дружков, плотник обычно щедро угощал их и, разумеется, угощался сам. Тогда Иван незаметно вынимал у него деньги и уносил домой, а потом снова возвращался в чайную, чтобы проводить родителя до постели.

Раннее употребление в малых дозах спиртного у Ивана никогда не вызывало болезненной тяги. Может быть, молодой организм вырабатывал какие-нибудь антитела к алкоголю, а может быть, физиология у него была такая, структура организма. Как знать? Но Метелкин ни тогда, ни потом сам к выпивке не тянулся. Есть – выпьет, нет – ну и не надо…