Парламент Её Величества

Полковник Бобылев шел прямо по просеке, на звуки выстрелов. А скоро уже пришлось обходить вереницу карет, привязанных лошадей. Челядь. Как же без них-то?

Андрей протолкался сквозь толпу придворных, заполонивших половину просеки, словно стадо коров. Какой-то щеголь – в башмаках и шелковых чулках (это в лесу-то!) – открыл было пасть, чтобы сделать замечание невежде в пропыленном армейском плаще, но так же быстро ее закрыл, умильно заулыбался, освобождая дорогу.

Для охотничьего удовольствия государыни императрицы все было излажено – длинный стол с десятком новейших мушкетов, егермейстеры, чистящие и заряжающие оружие. Ну и, конечно же, «дичь»… Подсвинки. Им, верно, еще и года-то нет.

Бух!!! – рявкнул мушкет, а следом донесся душераздирающий визг подранка-кабанчика…

Государыня радостно вскрикнула, не глядя сунула разряженный мушкет в чьи-то угодливые руки и ухватила новый…

Б-бах-х!..

И опять душераздирающий визг. Придворные щеголи и щеголихи наперебой принялись восхвалять меткость императрицы. Бобылева же передернуло. Он и обычную-то охоту не шибко любил – ну кой черт бегать за кабаном по камышам, коли во дворе свинки бегают? И мясо мягкое, и тиной не отдает. А почто дикую утку бить, ежели домашняя курочка вкуснее? В походе – оно понятно: мясной приварок к скудному казенному харчу! Там – что поймал, то и съел. Но тут… В тесной загородке – двадцать на двадцать саженей, мечутся, сталкиваются друг с другом подсвинки и, забываясь от боли и ярости, пытаются ухватить неокрепшими клыками толстенные жерди… Это ж, верно, по зиме еще кабанчиков ловили, давали подрасти малость, а теперь на убой…

Тьфу! Какая это, к ежовой матери, охота? Сплошное непотребство! Только государыне-царице про то не скажешь.

Андрей стоял и смотрел – вот Анна опять берет ружье, стреляет в беззащитную тварюшку. Попала. Вишь, как личико-то осветилось. Бедная ты бедная… Вроде кабанчика жалко и бабу жалко. «Бабу! – хмыкнул он про себя. – Какая ж она баба, коли царица?!»

А с чего бы государыню-то жалеть? Так вот и стоял бы, как дурак, но Анна, словно почуяв спиной его взгляд, обернулась…

И вот стоит полковник Бобылев, прижимая к груди ревущую государыню…

– Ну, будет тебе, будет, – неуклюже утешал он свою царицу, поглаживая ее по жестким волосам. – Ну, не реви. Вон, народ смотрит…

– Пущай, – сквозь слезы выговорила царица. Подняв лицо, шмыгнула носом: – Ежели кто сболтнет, что государыню в таком виде зрел – в Сибирь поедет, соболей считать…

Ночью, когда радость от встречи схлынула, Анна пеняла:

– Уехал, ни строчки с дороги не написал. Я уж решила, что бросил ты меня…

Андрей только хмыкнул. То, что не написал, это, конечно, его вина, а вот про то, что мог уйти и бросить… Слыхом не слыхивал, чтобы цариц бросали. Может, в каких других царствах (ну, королевствах, какая разница?), так ведь и там нет таких дураков-то…

– А может… – сузила Анна глаза. – Ты там, в Петербурге-то, другую завел? Ну-ка, рассказывай, какова она? Хороша небось, да?

– Ох я, голова садовая! – стукнул себя по лбу Андрей. – Я же тебе ее портрет привез.

– Портрет? Чей? Ее небось… Ну-ка, показывай!

Бобылев метнулся к одежде, сваленной в кучу, вытащил небольшую сумку, где лежало самое ценное. Достал небольшую вещицу – плоскую, о четырех углах, завернутую в платок. Протягивая Анне, сказал:

– Вот, государыня, решил я тебе подарить портрет той, кто для меня дороже всего на свете!

– Сюда дай! – сквозь зубы проговорила Анна, выдергивая подарок из рук любовника. Сдирая платок, выдохнула: – Щас, погляжу я, кому волосенки-то выдрать… Это что такое?

Императрица в недоумении держала в руках… зеркало.

– Аннушка, я же тебе говорил, – обняв государыню за плечи, прошептал Андрей ей на ухо, – портрет той девицы, кто мне всех милее.

– Андрюшенька, – враз сомлела государыня. – Любимый ты мой… Как же ты меня напугал…

Андрей едва успел подхватить падающее на пол зеркальце – безделушку, купленную им в какой-то лавке. Ну не ехать же к любимой женщине с пустыми руками? А она-то как рада!

И опять Андрею и Анне стало не до разговоров. Ну, на какое-то время…

– Так говоришь, из-за Миниха тебе пришлось крюк делать да в Новгород ехать? – приподнялась Анна на локте. – Ишь, каков бобер! Заставил тебя за тридевять земель ехать, а мог бы и сам распорядиться. Что, трудно было в Новгород кого послать? Ну-ну… – с угрозой добавила она. – Может, в отставку Миниха отправить? Не стар ли?

Андрею стало неловко. Вот, щас возьмет государыня да и отправит генерала куда-нибудь. Ладно, если в поместье, а если в Вологду или Устюг Великий?

– Ну какое там – стар, – заступился он за Миниха. – Христофору Антоновичу даже пятидесяти нет. Для генерала – самое то. И голова на плечах, чтобы не только шляпу носить. Ума в той голове – палата!

– Да уж, ума-то палата, да ключ потерян, – раздумчиво проговорила Анна. – Был бы умен, так не стал бы с царским аманатом спорить. Ладно уж, пусть служит…

Понимая уже, что государыня не станет подвергать опале генерала Миниха (немец, конечно, но что делать?), Бобылев решил закрепить успех: