Парни из легенды

Прислушался солдат - да, гармонь. Где-то там, в фашистских окопах. И не губная, не аккордеон, а русская двухрядка. Один фашист играл,- а другой напевал дребезжащим тенором. Не знал Василий немецкого языка, слов, конечно, понять не мог, но концовка получилась у фашиста вроде так:

…Нах айнемм децембер,

коммт видер айн май.

- Фашисты запели! - выкрикнул сосед Волкова и схватился за оружие.

- Не спеши, - остановил его Волков. - Куда стрелять-то будешь? Разобраться надо, да из миномета и накрыть.

И вдруг на самом левом фланге обороны, у Днепра, возникла торжественная мелодия и, нарастая, усиливаясь, заглушила немца. Обладатель сочного баритона не жалел голоса, и над тихим Днепром, над нашим маленьким плацдармом поплыли волнующие слова:

Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек…

Вот к баритону присоединился голос повыше, еще один и еще. Пели уже хором, пусть и не очень стройным. Песня набирала силу, распространялась по окопам. Солдаты подхватили песню и, кто стоя, кто сидя в окопе на самом переднем крае, как победный гимн, как призыв к борьбе, выводили:

Человек проходит как хозяин

Необъятной Родины своей.

Песня кончилась так же внезапно, как и началась. Тихо было в фашистских окопах. Волков тяжело вздохнул и кивком показал в сторону немцев:

- Унесли гармонь, сволочи, а пользоваться не умеют. Ну, погодите, «артисты», я вас научу на гармошке играть!

Раньше Волкову не приходила мысль о том, что его гармонь могли унести фашисты. А теперь он был почти уверен, что так оно и было и что сейчас он слышал голос именно своей двухрядки.

В конце октября нашу армию скрытно сняли и перебросили па Лютежский плацдарм. Затем пошли тяжелые наступательные бои за освобождение Киева, Фастова. И, конечно, забыл Волков эпизод с гармонью.

В декабре мы были уже под Житомиром. Командование ожидало на этом участке контрудара врага. Были сведения, что Гитлер подбросил сюда свежие силы. Но что это были за части - установить пока не удалось. Два раза ходили в поиск и оба раза неудачно. Но вот, вернувшись из боевого охранения, солдаты заявили, что вечером в деревне Борки фашисты играли на гармони и пели. Раньше ни песен, ни гармошки там не было слышно. Рассказ этот заинтересовал Волкова, уже получившего погоны сержанта. Утром он отправился в блиндаж командира роты и, вернувшись в отделение, приказал:

- Нарджигитов и Логунов, приготовьтесь в разведку. Вечером выступаем.

С наступлением темноты группа Волкова пробралась на огороды Борок и затаилась под плетнями.

В восемь часов на улице послышались звуки гармони. Волков насторожился. Ему показалось, что он слышит тот же инструмент, который слышал у Григоровки,- свой инструмент. Играли где-то в середине деревни. Минут через пять к гармошке присоединился дребезжащий тенор. Тихая морозная ночь отчетливо доносила до разведчиков слова песни:

…Нах айнем децембер,

Коммт видер айн май.

Нарджигитов вздрогнул и прошептал:

- Артисты с плацдарма!

Далеко за полночь вернулись разведчики в подразделение, Волков коротко доложил командиру о наблюдениях и попросил еще две ночи:

- Возьмем стоящего языка, товарищ лейтенант.

К утру третьего дня Волков знал, что в Борках расположена пехотная часть, усиленная танками, знал, где находится штаб, как охраняется деревня, знал даже, что гармонист, высокий детина, - денщик лейтенанта и живет с ним в домике с голубыми ставнями. Но установить номер части, узнать, откуда она прибыла, можно было, только взяв пленного.

Весь этот день, укрывшись на огороде в бурьянах, Волков что-то чертил, записывал и высчитывал, а на закате объявил товарищам план действий. Он решил захватить долговязого гармониста, когда тот выйдет на улицу и будет ждать тенора.

Удача, казалось, сопутствовала разведчикам. Небо заволокло низкими серыми тучами, потянул влажный ветер, и земля, скованная морозом, оттаяла. В половине восьмого разведчики ползком отправились к домику с голубыми ставнями. Без пяти восемь мимо домика к окраине деревни размеренным шагом прошли два солдата с автоматами. «Патруль», - отметил сержант. В деревне тихо. Ни звука. Волков с волнением вглядывается в циферблат часов. Ровно восемь.

«Сейчас», - думает Волков и весь напрягается.

В домике хлопнула дверь. Шаги по коридору. Скрипят ступеньки деревянного крыльца. Это выходит долговязый. Волков молча поднимается и, стараясь казаться спокойным, неторопливо шагает вдоль палисадника, рядом с ним идет Логунов. Нарджигитов остался за углом, в резерве.

У калитки, разведчики встретились с долговязым. Волков прижал дуло автомата к животу фашиста и тихо приказал:

- Хенде хох!

В следующий момент произошло то, чего разведчики меньше всего ожидали. Фашист быстро взмахнул гармонью и ее острым углом ударил Волкова в темя. Сержант глухо охнул и опустился на колени. Логунов ударил гитлеровца ножом в бок и бросился на помощь товарищу. Опираясь руками о гармонь, Волков поднялся на ноги. По его лицу ручейками стекала кровь. Логунов подхватил сержанта под руки.

- Сможешь идти сам?