Парни не плачут.

Стуча дверьми, портящими планировку дома и отделяющими гостиную от двух спален и кухни, в комнату ворвалась Лана. Дышала она тяжело, как полк кавалеристов, и щадить никого не собиралась.

– На кой дьявол вы так врубили?! Дайте поспать-то!..

Мать невозмутимо воззрилась на девушку, которая, видимо, так и легла вчера – в майке и потёртых джинсах. Красные пятна на её щеках Линду не обеспокоили; она отвернулась и закурила.

– Господи, кретинизм! Не дом, а отдел гестапо!.. – Лана бросилась к приёмнику и, не попадая на нужную кнопку спросонок, начала искать регулятор громкости. Том кашлянул, протестуя.

– Пусть о культуре думает тот, кто по утрам пьёт кефир…

– Идиоты!!!

– Остынь, – посоветовала мать. Она прогнала девушку от радио. Лана поморщилась. Когда я буду независимой? Вы, все, застывшие скульптурами – скажите мне, когда? Ты! В детстве отдавала меня в лагерь, наказывая, чтобы я не баловалась с тамошними мальчиками, да ещё специально перезванивала вожатой… и всё потому, что делала вид порядочной матери… мечтая выставить меня в кино, лишь бы не путалась под ногами! Вытащите меня отсюда, кто-нибудь! Я хочу, чтобы мой вопль был услышан… Она оставила бесплодные попытки и выбежала из гостиной, успев стянуть пачку из блока сигарет… сопровождаемая долгим взглядом Джона.