Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

Тут ему повезло. Девушка замолчала, положила книжку в подол, переплетом кверху, и уставилась в сторону северо-северо-востока, как свойственно ее полу, когда он устал от чувств. Увидев название, Фредди кинулся на почту и послал в Лондон телеграмму, чтобы ему прислали собрание сочинений лорда Теннисона. По его словам, он испытывал облегчение. Кто их знает, девушек! Могла она читать и Браунинга.

На следующий день, явившись в Тадсли-корт, Фредди зашел к леди Кэрроуэй и был представлен Эприл, ее дочери, а также зеленоглазой особе, которая оказалась младшей сестрой по имени Пруденс. Прекрасно. Однако не успел он бросить на Эприл пламенный взгляд, хозяйка произнесла что-то вроде «капитан Бредбери», и, как ни прискорбно, оказалось, что есть еще один гость. В кресле, с чашкой чаю и крупным пончиком, сидел корпулентный субъект.

— Капитан служит в Индии, — пояснила леди Кэрроуэй. — Он в отпуске. Снял домик выше по реке.

— Да? — сказал Фредди, явно намекая на то, что это очень неприятно.

— Мистер Виджен, — сообщила хозяйка, — племянник моего старого друга лорда Блистера.

— Да? — сказал и Бредбери, прикрывая зевок огромной ладонью. Становилось ясно, что дружба не заладилась. Капитан ощущал, что мир, достойный героев, не подходит для всяких Видженов; Фредди тоже не радовался загорелому усатому субъекту с глубоко посаженными глазами.

Однако он быстро оправился. Когда прибудет Теннисон, каждый займет свое место. Усы — еще не все, и загар — не все, не говоря о глубоко посаженных глазах. Для утонченной девушки главное дух, а за следующие дни Фредди ощутил, что этого духа в нем — на шестерых. Тем самым, он стал душой общества, и до такой степени, что вскоре капитан отвел его в сторону и посмотрел на него, как смотрел бы на афганца, который крадет полковые ружья. Только теперь оценил Фредди его размеры. Он и не знал, что наши воины так крупны.

— Скажите-ка, Приджен…

— Виджен, — поправил Фредди.

— Скажите, Виджен, вы тут надолго?

— О да!

— Я бы вам не советовал.

— Не советовали?

— Ни в коей мере.

— Но мне нравится пейзаж.

— Без глаз все равно его не увидите.

— А куда они денутся?

— Да так, утратите…

— Почему это?

— Не знаю. Такое у меня чувство. Бывает, Приджен, бывает. Ну пока, — и капитан вскочил в двухместную машину, как цирковой слон — на бочку. Фредди же пошел в «Голубого льва», где находилась его ставка.

Стоит ли отрицать, что эта недолгая беседа навела Фредди на размышления. Он размышлял в тот же вечер над бифштексом с картошкой, размышлял и ночью, хотя лучше бы спать. Когда утром принесли яйцо, бекон и кофе, он все еще не унялся.

Человек он чуткий, и заметил в словах капитана угрозу. Что же делать? Такого с ним еще не бывало. Влюблялся с первого взгляда он двадцать семь раз, но все шло обычно — несколько дней порхал вокруг барышни, а потом, устав от него или почему-либо обидевшись, она его отвергала. Но тут было иначе. Тут в игру вошел новый фактор, ревнивый соперник, и это Фредди не нравилось.

С появлением Теннисона он приободрился. Случилось это на следующее утро, и Фредди сразу отмахал две трети «Девы из Шалотта». Позже он пришел в Тадсли-корт, готовый к действиям. Представьте его удивление и радость, когда среди гостей не оказалось капитана Бредбери.

Иметь соперником военного вообще-то плохо, одно хорошо — эти военные иногда уезжают в Лондон, чтобы пообщаться с кем-нибудь из своего министерства. Капитан уехал в этот день, и это все изменило. Фредди с веселым спокойствием ел тосты. «Деву» он кончил и был набит ее строками по самые гланды. Оставалось ждать случая.

И он наступил. Леди Кэрроуэй, уходя писать письмо, спросила Эприл, не хочет ли та передать что-нибудь дяде Ланселоту.

— Передай привет, — сказала Эприл. — Надеюсь, ему нравится Борнмут.

Дверь закрылась. Фредди покашлял.

— Теперь он там? — спросил он.

— Простите?

— Как вы помните, он жил в Камелоте.

Эприл воззрилась на него, уронив от полноты чувств хлеб с маслом.

— Вы читали Теннисона, мистер Виджен?

— Я? — удивился Фредди. — Теннисона? Однако! Господи, я его знаю наизусть!

— И я! — оживилась девушка. — «Бей, бей, волна, о хладный серый камень…»

— Вот именно. А возьмем «Деву из Шалотта».

— «Причастен правде тот, кто петь умеет…»

— Золотые слова. А вот «Дева»… Да, удивительно, что и вы его любите.

— Он прекрасен!

— Мягко сказано! К примеру, в «Деве»…

— Как глупо, что над ним иногда смеются!

— Идиоты! Что им еще нужно?

Они восхищенно взглянули друг на друга.

— В жизни бы не подумала! — сказала Эприл.

— Почему же?

— Ну, вы такой, словно любите танцы, ночные клубы…

— Кто? Я? Клубы? О Господи! Для меня нет большего блаженства, чем читать допоздна Теннисона.

— Вы любите «Локсли-холл»?

— Еще бы. И «Деву из Шалотта».

— А «Мод»?

— Нет слов. А вот «Дева»…

— Она вам нравится больше всего?

— О да!

— И мне, конечно. Река всегда напоминает о ней.

— Вот именно! То-то я смотрю, что мне она напоминает. Кстати, не хотите завтра покататься на лодке?

— Завтра?..

— Найдем лодку, возьмем бутербродов с курицей… да, и с ветчиной…