Мальчики были паиньками,Стали однаждыпапеньками.Ловят свою жар-птицу.Чтоб под горчицу съесть.Девочки былималенькими,Стали случайно маменьками, —А потому, художники,Кушайте то, что есть.Да здравствуетмисс Евангелие!В Ливадии или в Англии.Если часы подводят —Надо их подвести.Похожий на спаниеля.Беседует с пани ЭлейБаскетболист из «Жальгириса»,Хрупкий, как травести.Курортные автоматики,Хрипящие, как астматики,Я без тебя, любимая, —Как без монокля Швейк…Туманное Шереметьево,Диспетчер, пошире меть его,Чтоб белошвейку шуйскуюЯ одарил, как шейх.О городские папеньки.Не надо нам ставить памятники,А рядом с бульваром Рождественским,Разбейте Вегинский сквер.Стою под звездою московскоюНа площади МаяковскогоС томиком Вознесенского —Андреевский кавалер.Юрий КУЗНЕЦОВ
Елки — не игрушки
Я пил из черепа отца…
Декабрь зловещий подходилК черте другого дня,И сын у матери спросил:— Где елка у меня?— Пойди дорогой на закатИ сердце успокой,Где ждет тебя твой старший братПод гробовой доской.Где «баю-бай» поет метельИз стали и свинца,С корнями выдернешь ты ельИз черепа отца.— Иди, — ему сказала мать.И хлеб с вином дала. —Иди, тебя я буду ждать, —И тут же умерла.— Прости, родная сторона,А я тебя простил. —Он выпил горького винаИ ногти отрастил.И в нем священный огнь взалкал.Ведя его судьбу,Он днем повозку слез толкал,А ночью спал в гробу.И там, где стала ночь светла,Где филин звал гостей,Там ель могильная рослаОдна среди костей.Как смерть, он к елке подлетел.Вонзил в нее металлИ волк от страха околел,А заяц дуба дал.Он через тысячу дорог,Через озера слезПриполз домой без рук, без ногИ елочку принес.Она в гирляндах из костейНа праздник к нам пришла…… И много, много радостиДетишкам принесла.Валентин ПИКУЛЬ
Ботфорты всмятку
Василий Никитич Татищев (1686–1750 гг.), хотя и был некоторое время однофамильцем другого Александра — Радищева, но в то же время, будучи астраханским губернатором, род свой, по рассказам очевидцев, вел от Гогенцоллернов-Зигмарингенов и посему в дальнейшем повествовании участия принимать не будет за недостатком места.
К месту сказать, к тому времени, когда автор «Истории Российской с самых древнейших времен» благополучно почил в обозе, Гришке Потемкину (1739–1791 гг.) аккурат стукнуло одиннадцать лет, и не мог он, как я, прочесть в учебнике истории для 7-го класса, что впоследствии станет он Григорием Александровичем, генералом-фельдмаршалом, фаворитом императрицы Екатерины II, а после присоединения Крыма получит титул светлейшего князя Таврического. Ходили, правда, слухи, что Светлейшим прозвали его за фонарь под глазом, который ненароком поставил князю его тезка граф Орлов (1734–1783 гг.) — лицо без определенных занятий. И будто бы первым пустил обидное словцо русский академик с бусурманской фамилией Рихман (1711–1753 гг.), убитый за это электрическим шаром. Впрочем, недолго оплакивала соплеменника императрица Екатерина II — немецкая принцесса Софья Фредерика Августа (1729–1796 гг.).