Пароль - Балтика

-Иван писал из Беззаботного, находясь в лагере. Брезент накалился от полуденного зноя, и летчик вышел из палатки, пристроился на скамье, подложил под листок планшет и писал - о том, как горячо полюбил Балтику, как хорошо в летном лагере, писал о погоде. Удивили собственные слова о том, что "будут дожди со снегом". На Тихом океане так случалось, но почему он писал о предполагаемых дождях со снегом на Балтике? Вот в чем дело! Так пошутил Плоткин, когда полковой метеоролог Владимир Шестаков пообещал абсолютно безоблачное время... Он сообщал о том, что подал рапорт на заочное отделение академии. "Нельзя терять времени", - писал летчик. "Крепко целую тебя, мама, и Полечку", - так заканчивалось письмо.

А вот письмо, адресованное сестре. "Роднуська ты моя, знаю, как тебе и маме трудно, - это уже письмо после боевого вылета, едва не стоившего Борзову жизни. - За меня не беспокойся, у меня все в порядке, жив и здоров". Ни слова о ранении. А писал весь перебинтованный...

В столице Борзов узнал, что торжественное заседание, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, прошло не в Большом театре, как в прежние годы, а на станции метро "Маяковская". Москва, как и Ленинград, стала городом-фронтом.

Узнал Иван и о параде на Красной площади. Пройдя торжественным маршем по брусчатке перед Мавзолеем В. И. Ленина, войска шли на фронт, находившийся уже в нескольких десятках километров от столицы.

Своими глазами видел балтийский летчик идущие на фронт войска и танки. На крышах домов виднелись пулеметные гнезда, позиции зенитных батарей находились близ мостов. Если потребуется, зенитки смогут прямой наводкой бить по танкам, как не раз поступали ленинградские артиллеристы.

Вернувшись на Балтику, Борзов доложил о выполнении задания, рассказал о том, как живет прифронтовая Москва.

- Сталин в Москве? - спрашивали друзья. - В Москве, - отвечал Борзов, задававший этот же вопрос в штабе авиации Военно-Морского Флота.

- Наша задача ясна, - сказал Преображенский, выслушав Борзова. - Так бить фашистов, чтобы они ни один самолет и танк не смогли перебросить к нашей родной столице.

Двадцать пять ДБ-3 повел в бой полковник Преображенский. В правом пеленге - Плоткин, Борзов, Пятков; в левом - Победкин, Иван Шеликасов. Шеликасова очень любили дети. Идет ли на отдых или на аэродром - следом ленинградские ребятишки. Любили его за улыбчивость, за фокусы, охотно показываемые по первой же - просьбе, и за смешную привычку дергать себя за нос. Владимир Кротенке и Николай Иванов по хронометру установили: Шеликасов делает это через каждые пятьдесят семь секунд. Андрей Ефремов под хохот однополчан с серьезнейшим видом справлялся у Шеликасова после боя:

- Не потерял нос?

Как нужна шутка после тяжелого вылета! Летят вперед торпедоносцы. Снова удар по Тосно. Этот населенный пункт в сорок первом упоминался так же часто, как под Москвой Петрищево, Волоколамское шоссе. Поочередно и вместе группы Плоткина, Тужилкина, Дроздова, Борзова бомбят врага. Морозной ночью техник Ситников и мотористы готовили к сотому с начала воины вылету машину Героя Советского Союза Ефремова. Не сомкнули глаз до рассвета. Но когда пришел летчик, смогли доложить:

- Самолет готов к вылету!

Ефремов и штурман Задорожный повели балтийцев курсом к станции Чудово. На бреющем отыскали эшелон. Бомбы легли точно, вагоны вспыхнули. Второй заход. Бьют зенитки - угрожающе близко; и Ефремов, приказав стрелку-радисту и штурману открыть пулеметный огонь, маневрирует, снова приближаясь к станции...

Бомбовые атаки балтийских летчиков сливались с могучими ударами Советской Армии под Москвой. Хотелось снова и снова летать на врага, громить его. На Хельсинки вылетели, воодушевленные сообщением о разгроме фашистов под Москвой. Особенно отличились Алексей Пятков и Евгений Шевченко. Штурман Шевченко сбросил над прибрежной частью финской столицы зажигательные бомбы и в зареве нашел корабли. Двадцать прожекторов схватили самолет. Все зенитки вели огонь по ДБ-3 Пяткова. "Мессершмитты"-перехватчики мелькали в пространстве, а Пятков и Шевченко не уходили они и должны были принять на себя весь огонь и все внимание в то время, когда Борзов и его ведомые приближались к базе противника.

Декабрь сорок первого - самое тяжелое время блокады Ленинграда. Холод. Обстрелы. Бомбардировки. И голод.

Фашисты решили разрушить Эрмитаж. Разбило снарядом портик, поддерживаемый атлантами. Гудела от осколков Александрийская колонна.

Балтийцы только что разгромили фашистский аэродром. Усталый и голодный, Ефремов направился на командный пункт. Спросил:

- Сегодня еще полетим?

- Нет, горючее подвезут только завтра.

- Может, сольем из поврежденных самолетов? - предложил летчик.

Так и сделали. Преображенский, Борзов и Ефремов визуально отыскивали тяжелые батареи.

- Мне кажется, горючки хватит еще на один рейд, - сказал штурман Соколов.

- Значит, летим, обстрел Эрмитажа прекратился.

Правофланговый морской гвардии