Пароль больше не нужен. Записки нелегала

Впрочем, национальный вопрос не является моим заданием. Этим пусть занимаются работники аналитических служб, обобщая данные и делая прогнозы по темам, используемым для принятия важных политических решений.

Мне надо получить образование и упрочить свое положение в России. Но сделать это сразу не удалось.

Перед моим прибытием в Москву, Совнарком, в связи с затягиванием подписания мирного соглашения и начавшимся наступлением германских войск, издал постановление, которое называлось «Социалистическое отечество в опасности». Народ не знал, что Лев Троцкий, возглавлявший советскую делегацию на мирных переговорах с Германией, выдвинул непонятный никому тезис «ни мира, ни войны». Немецкое командование, находившееся в неопределенной ситуации, отдало приказ о начале наступления, чтобы все-таки выяснить, что хотело советское правительство, мира или войны.

Наступление сразу стало развиваться очень успешно. Разложенная и деморализованная большевиками старая армия бросала позиции и разбегалась в разные стороны.

В постановлении советское правительство приказывало уничтожать железнодорожные сооружения, а вагоны и паровозы угонять вглубь России; уничтожать все продовольственные запасы; организовывать по мобилизации батальоны из буржуазного класса для рытья окопов, сопротивляющихся этому – расстреливать; закрывать печатные издания, препятствующие делу обороны; немецких агитаторов и шпионов – расстреливать на месте.

Последний пункт для меня был очень неприятен.

Для советской власти наступило очень серьезное время. Речь шла о самом существовании революции, так как в надежде на немецкую помощь могли воспрянуть все контрреволюционные силы, которые смели бы большевиков и им сочувствующих.

По этим вопросам развернулась дискуссия во всех большевистских газетах. Особенно внимательно читались статьи Ленина о позиции ЦК РСДРП (большевиков) в вопросе о сепаратном и аннексионистском мире. «Тяжелый, но необходимый урок» Ленина предупреждал от «шапкозакидательства», призывал подписать «самый тяжелый, угнетательский, зверский, позорный мир», чтобы учиться воевать самым серьезным образом. Речь шла о создании регулярной армии. Одновременно было принято и решение об эвакуации Правительства России в Москву.

Так и я случайно, или неслучайно, оказался в столице новой России.

Однажды на улице меня остановил вооруженный патруль, проверил мои документы, записал адрес, где я проживаю, и приказал явиться в военный комиссариат на Кузнецком мосту.

В комиссариате без слов взяли мою справку, внесли данные в журнал, спросили, занимал ли я какие-нибудь командные должности, образование, приказали завтра утром явиться на сборный пункт на Красной площади для торжественной отправки моей воинской части к месту службы.

Начальник военного комиссариата и партийный руководитель пожали мне руку и сказали, что Россия гордится такими солдатами как я, которые не стали служить царю, но по первому зову откликнулись на призыв партии большевиков и советского правительства. Приятно это слышать, но ведь еще и придется ехать воевать против своих товарищей по училищу.

– А, может быть, – думал я, – плюнуть на все, и уйти к своим. Ладно, посмотрим.

Аркадий Михайлович сдержанно отнесся к моему сообщению, сказав, что отказываться нельзя, все данные записаны, а дезертиров большевики расстреливают без разговоров.

Больше всего меня удивило то, что Катя, услышав о моем призыве в армию, зарыдала и убежала к себе. У нас с ней были хорошие дружеские отношения. Мы вместе учились на курсах. Она мне рассказывала о Москве и показывала ее. Я ей помогал по хозяйству, колол дрова, ходил вместе с ней за покупками. Как положено воспитанному человеку, я иногда дарил ей цветы, не огромными букетами, как актрисам, а одним цветком, выбирая у цветочниц тот, который более соответствовал настроению или состоянию погоды. Бедная девушка, если бы она знала, кого она пожалела, о ком плакала, ее слезы бы мгновенно высохли, а чувства поменялись на противоположные.

Глава 18

На следующее утро я прибыл в военный комиссариат. Нас собралось там человек тридцать. Старшим над нами поставили усатого солдата, лет сорока. Он повел нас на Красную площадь, где уже собирались войска.

Войска – это слишком громко. Было всего два стрелковых полка. Старший нашей группы подошел к командиру и вручил предписание. Нам объявили, что мы являемся вторым взводом, и отвели в расположение роты, которая располагалась почти напротив деревянной трибуны. Так как мы были без оружия, то наш взвод поставили в самые последние ряды.