Расплата за мои конструкторские разработки последовала незамедлительно. Я проработал в КБ два года и уже получил два строгих выговора за отвлечение на проекты, которые не способствуют улучшению боевых качеств танков. По сути, я подписал себе приговор под конструкторской деятельностью. Директор танкового завода вызвал меня к себе и сказал, что он направит представление в наркомат тяжелой промышленности о переводе меня инженером на тракторный завод.
Выходя от директора, я пообещал ему добиться того, чтобы башни танков делали не из вертикальных броневых листов, а наклонных, чтобы такие специалисты как он скатывались по ним вниз и больше не занимались танковым делом.
В те времена такие вопросы решались очень быстро. На проходной у меня отобрали пропуск, и я пошел домой свободный от всех служебных дел. Официального заявления об увольнении я не писал, а так как на завод я был направлен наркоматом тяжелой промышленности, как перспективный специалист, то и решение о моем увольнении должно было согласовываться с наркоматом. Пока я находился дома, мои новые друзья старались обходить мое жилище стороной.
Катя была очень расстроена и все интересовалась, не совершил ли я какого-либо серьезного проступка на работе. Я рассказал ей все, как оно было. Как и любой преподаватель, Катя была очень хорошим слушателем. Повторяя ей содержание разговора с директором, я поймал себя на мысли, что произвожу анализ моих предложений и снова убеждаюсь в их правильности.
Через три дня на завод приехал нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе. Кроме производственных вопросов он внимательно изучал вопросы работы кадров, подобранных им в других наркоматах и учебных заведениях для танковой отрасли. Естественно, ему было доложено о чудачествах бывшего авиационного инженера. Крутой на принятие серьезных решений Орджоникидзе потребовал немедленно вызвать меня к себе. На проходной меня задержали, и держали до тех пор, пока не прибежал посыльный от директора, и не провел меня в приемную.
Разговор с наркомом начался так, как обычно начинается разговор с провинившимся сотрудником. Я молчал, и это еще больше разогревало наркома, обвинившего меня чуть ли не в саботаже важного государственного задания. В конце концов, Орджоникидзе не выдержал и спросил, что я могу сказать в свое оправдание.
Я сказал, что действующие модели танков требуют коренной переделки. Первое – опорные катки. Второе – удлинение длины корпуса. Третье – увеличение толщины брони. Четвертое – применение наклонных броневых листов. Пятое – применение сварки для изготовления башен и корпусов.
– Ну-ка, ну-ка, – сказал нарком, усаживаясь на стул, спинкой к себе, прямо напротив меня – ты, что же, конусы на колесах предлагаешь строить?
– Нет, – ответил я, – но при проверках броневых листов на пробивание я заметил, что если пуля попадает под углом девяносто градусов, то 15-миллиметровых броневой лист пробивается бронебойной пулей из винтовки. Если пуля попадает в лист под другим углом, то она отлетает, оставляя глубокую вмятину. Это значит, что применяющиеся броневые листы являются лишь относительной защитой от стрелкового оружия, а при изменении угла наклона листа, его защитные свойства повышаются даже при увеличении калибра оружия.
Затем я рассказал о своих задумках, о которых я уже рассказывал. Встав, и пройдясь несколько раз по кабинету, нарком повернулся к директору завода и сказал, что решение о моем увольнении поддерживает, так как я перерос масштабы этого завода.
– Есть у меня для тебя одно дело, – сказал он, – от которого вряд ли ты откажешься. Собирайся на опытный завод в Ленинградскую область. Там собираются такие же мудрецы, как и ты. Думаю, ты там сразу своим станешь. А тебе, – повернулся он к директору завода, – конструктора выслушать надо, а не ломать творческий настрой человека.
Так я попал в группу создания экспериментального танка сто одиннадцать образца, Т-111 – первого в мире танка с противоснарядной броней.
В КБ, которое возглавлял человек с фамилией, никак не шедшей к личности создателя самого массового и современного танка, и которую сейчас вряд ли кто помнит, кроме специалистов, мои предложения внимательно выслушали. И так же вежливо сообщили, что они являются подтверждением правильности выбранного ими пути, если такие же мысли пришли в голову инженеру-конструктору, только начавшему работать в танковой промышленности. Следовательно, мои предположения не являлись плодом какой-то фантазии, а были взглядом человека с «незамыленным» взглядом на привычную вещь. Тот, кто уже присмотрелся к творению рук своих, думает о том, как улучшить конструкцию, но ему трудно отказаться от своих взглядов и перестроить в корне все. Группа Т-111 подобралась из людей с нестандартным мышлением и желанием все сделать по-своему.