Сразу после испытаний было принято решение сделать четыре экземпляра Т-34, уже законнорожденного, для показа и демонстрации в Москве. Ночами работали, но машины сделали. А тут телеграмма от друга-Кулика с запретом вывоза танков на показ в Москве, нет, мол, испытаний на пробег. Спасибо руководителям завода, поверили, взяли на себя часть ответственности. Запустили танки в Москву своим ходом через Белоруссию, чтобы набрать нужные километры. Переход был, конечно, трудным. Но в Москву мы прибыли вовремя, имея зафиксированный результат испытаний во время пробега со всеми отмеченными поломками.
Показ был на Красной площади в присутствии Сталина. На площадь пустили «главного» и механиков-водителей. Сам я не видел, в стороне был, но Т-34 показали себя с самой наилучшей стороны. Это понимал и Сталин, несмотря на советы «доброжелателей».
Походив вокруг машин, которые были и тяжелыми, как танки КВ, прорывавшие линию Маннергейма, и легкие, как БТ, Сталин приказал обстрелять танки, чтобы проверить, как они могут противостоять противотанковому оружию. И здесь результат оказался превосходным.
А в сентябре 1940 года не стало нашего «главного». Ладно бы, если человек потерял силы и здоровье в борьбе с врагами, честь и слава ему. Главными врагами его, и любого таланта в России всегда были свои доброжелатели считавшие, что, если не он, то и никто больше.
Мне бы надо отрицательную оценку давать как представителю враждебной державы, с которой заключен пакт о ненападении, а я будто бы и забыл, кто я есть такой, всей душой прикипев к коллективу единомышленников, создавших лучший танк в мире.
Находясь в Москве, наведался на Сретенку к моему старому другу Аркадию Михайловичу Хлопонину. Сели мы с ним рядышком, поставили на стол водку, закуску и проговорили до полночи.
Аркадий Михайлович заметно постарел, возраст уже подходил к шестидесяти годам. В театре перестал играть. Кому нужен перестарок, – шутил он. Иногда ему давали роли старых лакеев или стариков, являющихся декорациями для молодых героев. Но все равно в душе Аркадий Михайлович оставался героем-любовником, готовый к любым приключениям, чтобы вскружить романтичную женскую душу.
Основной вопрос, который волновал Аркадия Михайловича, волновал и меня, будет ли война с Германией. В 1935 году на этот вопрос ответить было легче, чем сейчас, в 1940 году. С Германией заключен пакт о ненападении. Вместе с Германией СССР смял в гармошку Польшу. Только поляки хотели провести стратегическое маневрирование своими вооруженными силами, как вдруг оказалось, что за их спиной нет Польши. Мои руководители требовали информации об оборонном потенциале и о настроениях советских людей в отношении возможного конфликта между Германией и СССР. А эта информация нужна только для подготовки к длительным военным действиям.
Моя информация о среднем танке воспринималась как вспомогательная информация, зато информация о наличии врагов народа в партийном аппарате, правительстве и в армии заслуживала большого интереса. Удовлетворенно воспринималась информация о том, что пролетариат России и Германии не будет воевать друг с другом.
Коммунистические пропагандисты приводили примеры международной солидарности пролетариата, когда английские докеры отказались грузить вооружение, отправляемое на фронты гражданской войны в России. Не знаю, может быть, подоплека забастовок английских докеров имела совершенно другой подтекст, однако эта забастовка как раз пришлась на отгрузку вооружений. А в целях пропаганды своей идеологии даже рекламу презервативов можно использовать как доказательство мер правительства по борьбе с поджигателями бактериологической войны.
Я и сам не знал, будет ли война с Германией, но чувствовал, что будет, и в самое ближайшее время. Сам я этой войны не хотел. Это означало, что я буду отделен от страны, которая мне стала родной. Хотя люди в этой стране жили, прямо скажем, плохо, они были захвачены идеей построения общества всеобщего счастья. Признаюсь, что эта идея захватила не только меня, но и многих здравомыслящих людей во всем мире. Я не исключу, что на этой основе многие иностранные граждане не за деньги, а за идею сотрудничали с разведкой СССР. Идея – это главное. Если у СССР отобрать идею, то это будет означать крах некогда могущественного государства.
Хотя я и доверял Аркадию Михайловичу, но в интересах осторожности и по своей искренности я сказал, что войны не должно быть. Но мы должны быть готовы ко всему.
Глава 32
В феврале 1941 года я был вызван на срочную встречу с представителем Центра. Такая срочность была впервые за все годы моей работы в России.
В условленном месте и с опознавательным знаком меня ожидал мужчина лет примерно сорока, которого можно было принять за рабочего какого-нибудь завода.