Пароль больше не нужен. Записки нелегала

Полтора года я пробыл в партизанском отряде. С помощью абвера я стал довольно-таки знаменитой в партизанских кругах личностью.

Все началось с того, что в сумке офицера полевой жандармерии обнаружили мою фотографию, на которой было написано, что Луконин Иван Петрович подлежит уничтожению как член экипажа танка, уничтожившего колонну 4 пехотного батальона. Для партизан это стало что-то вроде моей визитной карточки и удостоверения личности, а мне стало ясно, что, не обнаружив моего появления в месте, куда эвакуирован мой завод, абвер стал меня разыскивать в составе партизанских отрядов. И меня нашли с помощью осведомителей, которых десятками забрасывали в зоны действия партизанских отрядов. Несомненно, что с помощью агентуры была проведена моя установка и собраны данные о моей деятельности, в результате чего появилась пометка о необходимости моего уничтожения.

Абвер мог самостоятельно решить задачу установки моего местонахождения, но, вероятно, в дело вмешалось имперское управление безопасности и его подразделение – гестапо, осуществлявшего контрразведывательную работу среди населения оккупированных районов и подминавшего под себя органы военной разведки.

Одного агента гестапо выявили при покушении на мою жизнь. Во время засады на дороге в ходе вспыхнувшей перестрелки я почувствовал удар в левый бок. Удар меня очень изумил, так как я лежал за пнем, и для обстрела противником были доступны только правое плечо и часть лица. Повернувшись, я увидел, что один из партизан выбивает пистолет из рук другого. Засада скоротечна, три-пять минут. Забрали документы и оружие с дороги, связанного партизана из нашей группы и ушли в расположение отряда.

Объяснение задержанного обычное – случайный выстрел попал в меня. Партизан, связавший агента, рассказал, что, обернувшись посмотреть, почему не стреляет его сосед, увидел, что тот целится из пистолета в меня. Выстрел он не успел предупредить, и поэтому бросился на стрелявшего, так как тот с тыла мог уничтожить всю нашу группу. Раскололи агента только тогда, когда приговорили его к расстрелу. Рассказал он, как его забрасывали, способы связи с работниками гестапо, почему должен убить меня. От него мы узнали, что меня гестапо начало разыскивать с ноября 1941 года.

В другой раз, когда мы с напарником возвращались после встречи со связным, нас подкараулила группа егерей из трех человек. Егеря вообще работали группами, ягдкомандами, то есть охотничьими командами по три-пять человек. Большой стрельбы не было. Из автоматов не стреляли. Один выстрел из снайперской винтовки, и моего напарника не стало. Смертельное ранение в голову, он даже ничего не почувствовал. Меня могли точно также подстрелить. Но я им нужен был живой. Это я понял, когда пулей с меня сбили шапку, прострелили рукав ватника, голенище сапога.

Снайпер не давал пошевелиться, а двое других егерей ползком и перебежками подбирались ко мне, чтобы захватить. Одного егеря я застрелил в упор, когда он поднялся, чтобы броситься на меня. Второго я ранил, когда он делал перебежку от дерева к дереву. После этого снайпер начал бить на поражение. Но и я не стал сидеть на одном месте, а начал перебежками, как егеря, подбираться к снайперу.

Снайперская винтовка и облегчает, и одновременно затрудняет стрельбу. Бегущую зигзагом цель трудно уловить в оптический прицел, это можно сделать только с помощью открытого прицела. Но для этого нужно снимать оптический прицел. Это я понимал, и поэтому не давал снайперу возможности прицелиться по мне. Поняв это, снайпер начал уходить от меня. В лесу с винтовкой не развернешься, не то, что мне с автоматом. Зная, что нас никто не слышит, я окликнул его по-немецки, сказал, чтобы он остановился, так как я должен сказать ему очень важную вещь. Это остановило снайпера, он стоял и ждал, когда я подойду. Когда до егеря оставалось шагов десять, он поднял винтовку и выстрелил в меня. Падая, я успел дать очередь из ППШ и поразил солдата. Убедившись в том, что он мертв, я забрал его оружие, документов с собой они не носили, и пошел искать раненого.

Раненый сидел у того дерева, у которого я его поразил. На его коленях лежал автомат, рядом лежала планшетка, указывающая на то, что он являлся командиром. Я поднял автомат, но раненый не делал попыток защититься оружием, прижимая левую руку к окровавленному боку. Я осторожно подошел к нему. Молодой паренек лет двадцати пяти подал мне мою фотографию и спросил по-немецки, действительно ли являюсь майором абвера, добровольно перешедшим на службу Советской власти.

– Нет, сынок, – ответил я, – жизнь заставила меня сделать этот выбор, так же, как и тебя оказаться здесь в белорусских лесах.

Я попытался помочь раненому, еще не зная, что я буду с ним делать дальше, но он отстранил мою руку, сказав, что ему уже не помочь.