Пароль - Директор

У многих были "крупные ссоры с доктором Редером". Так, например, тетка Шульце-Бойзена - Эльза Бойзен - на всю свою жизнь сохранила память "о его грубости и бессердечии". Отца Урсулы Гетце долго преследовало воспоминание о том, как Редер "высокомерно откинувшись в своем кресле и выпуская табачный дым кольцами, не обращал на меня никакого внимания".

Если говорить честно, его манера держаться определялась не столько нацистским фанатизмом, сколько тщеславием и амбициями. Наглость Редера приводила к желаемому результату: такого прокурора боялись все. Однако, оставив это занятие и председательствуя в военном трибунале, он, по словам графа Вестарпа, одного из сопредседателей палаты, антинациста и будущего прокурора, обычно проявлял себя "весьма снисходительным". Несмотря на свою лояльность нацизму, Редер был против нацистских модернизаций закона, практикуемых субъектами типа Фрайслера. Он не согласился на участие гестапо в предварительных допросах и возражал против практики РСХА по использованию "подсадных уток" в камерах узников. Когда к нему приводили заключенных в наручниках, Редер немедленно их снимал и настаивал на нормальной юридической помощи подследственным.

Особенно трудно было для него играть роль безжалостного обвинителя перед женщинами. Когда Милдред Харнак сначала приговорили к лишению свободы, он предложил: "Давайте её отпустим". Одна из обвиняемых, актриса Ева Риттмайстер, считала, что отношение к ней во время процесса было настолько беспристрастным, что вознаградила Редера декламацией в его кабинете монолога Гретхен из "Фауста". Она даже подарила ему фотографию с надписью: "В благодарность за Ваше участие, Ваша Ева Риттмайстер".

В нескольких случаях он убедил Геринга заменить женщинам смертные приговоры на различные сроки заключения. Впоследствии Редер председательствовал в военных трибуналах, рассматривавших дела членов "Красной капеллы" во Франции и Бельгии. Многие там отделались относительно легкими наказаниями. Жена одного из обвиняемых, фрау Хеннигер, даже после войны утверждала, что к её мужу относились очень справедливо, и Редер "не был бездушным, а вполне мог проявить человечность и участие".

Подобные случаи подтверждают, что Редер не всегда соответствовал стандартному образу нацистского судьи. Он был членом "Стальной шлем"* и СА (до 1935 года), но так и не стал членом нацистской партии и во время денацификации смог представить множество доказательств своей непричастности - Редер держался особняком, не одобрял "крайности нацистского режима" и буквально проповедовал христианство в далеко не религиозных Люфтваффе.

(* Националистическая ассоциация бывших военнослужащих. В 1933 году была включен в состав СА, а в 1934 переименована в Национал-социалистическую лигу бывших военнослужащих. Прим. перев.)

Фактически доктор Манфред Редер являлся типичным авторитарным юристом-реакционером и принадлежал к консервативному крылу национал-социалистов, которые считало гитлеровское государство продолжением империи кайзера. Его не ослепила идеология национал-социализма, он ограничился лишь её всеохватывающей концепцией государства, почитаемого с почти религиозным рвением.

Как и многие представители своего класса, Редер верил в буржуазную концепцию государства, ведущего довольно любопытную форму обособленного существования за монолитным фасадом нацистского Третьего рейха. Эта концепция могла быть искажена нацистскими нуворишами, но он всегда был там, где следовало поддержать авторитет этого "государства". Какой авторитет? Авторитет государства как такового, поскольку в представлении юриста-практика "государство" являлось абсолютной концепцией, независимой от любых политических и общественных структур.

К этому можно добавить довольно странную для поколения Редера веру в превосходство военных. Во время Первой мировой войны он был ранен и пострадал от газовой атаки, награжден Железным крестом второй степени и Знаком ранения. Самым ужасным проступком представлялось ему сомнение в добродетели солдата и патриота. Для него не было вопроса, почему в военное время каждый немец должен безропотно стать винтиком военной машины, вне зависимости от того, украшает флаг государства национальная символика или свастика.

Именно по таким причинам образ мыслей и поведение Редера типичны для определенной категории германских деятелей, нашедших свое место в Федеральной республике и до сих оказывающих немалое влияние на взгляды немцев на проблему "Красной капеллы". Его видение тоталитарного патриотизма игнорировало истинную природу гитлеровского режима, в котором не было места коммунистам и пацифистам.

Вера в то, что даже основанное на насилии и концлагерях государство может требовать лояльности от своих сограждан, объединяла самый широкий спектр персонажей - противоречивого Редера, аристократичного президента палаты Креля и консервативного борца с "Красной капеллой" Гарри Пипе. Противостояние этому государству, особенно в военное время, и тем более помощь Советскому Союзу в их глазах являлось преступлением, достойным самой суровой кары.