Пароль «Dum spiro…»

— Я подумал, — рассказывал Гроза, — в трамвае безопасней. Добраться до Сосновца, раствориться в городской толпе оказалось делом несложным. Сошел на базарной площади. Заметил ресторан. На стене метровыми буквами надпись: «Hyp фюр дойче» (только для немцев). Зашел, подкрепился, рассчитался рейхсмарками, побродил по городу. За сквериком, на Модровштрассе, бросились в глаза знакомые с детства буквы. Вывеска: «Украинский допомоговый комитет». Ну, ясно, кому этот комитет помогает. А разве я не нуждаюсь в помощи? Не вошел, ворвался в комнату, на двери которой висела табличка: «комендант». За столом тип в вышитой рубашке. Я к нему:

— Сидите тут, тыловые крысы, как у Христа за пазухой! А мы, пострадавшие от Советов, хоть пропадай?!

— Заспокойтесь, добродию, — растерялся от такого бурного натиска комендант, приложив руку к сердцу. — Розказуйте, що до чого?

Я и выдал свою легенду: дескать, родом из-под Волочиска, работал во Львове, по убеждениям — националист. Бежал от Советов, и вот, пожалуйста, — без денег, без работы.

— Видно одразу, що хороший чоловик, — приосанился комендант. — Допоможемо.

Дал мне денег — компенсацию за убытки, понесенные при «поспешном бегстве», продовольственные карточки и сказал:

— Пидеш, хлопче, в «Остхютте» — на завод. По нашей рекомендации. Потом подберем что-то получше, котелок у тебя, вижу, варит.

— Стараюсь, пан комендант!

— С богом.

По рекомендации комитета Алексея в тот же день зачислили на работу. Поставили в цех нарезать трубки взрывателей для снарядов. За три недели наладил контакт с польскими патриотами. Один из них свел Грозу с контрабандистами. Те знали все ходы и выходы, регулярно пересекали границу, переправляя из рейха в генерал-губернаторство и обратно дефицитные товары. Они же помогли Алексею добраться в Краков. В Санку Алексея привел Генрик Малик, сын Станислава.

НАША ГРУППА

«Голос» не только мой «псевдоним», но и кодовое название нашей группы.

Каждая радиограмма, посланная в Центр за подписью «Голос», — сконцентрированный труд, риск не одного, а всех членов группы.

Нас готовили отдельно, в разных школах. И до встречи в начале июля 1944 года мы совсем не знали друг друга.

Война причудливо переплела судьбы людей. У каждого из нас была своя работа, своя дорога. И вот в Проскурове[10] дороги эти сошлись в одну.

Первое мое знакомство с Грозой, Грушей и Комаром было заочным. Офицер из разведотдела фронта скупо сообщил биографические данные моих будущих товарищей.

Гроза — Алексей — двадцатидвухлетний комсомолец с Кировоградщины. Молод, но отнюдь не зелен. Был до призыва на действительную секретарем райкома комсомола. В армии еще в довоенное время окончил школу связи. На фронте командовал взводом. Попадал в окружение и выбирался из него.

В тылу гитлеровцев организовал диверсионную молодежную группу, стал ее комиссаром. Что такое гестапо, знает не только по рассказам и фильмам. В одном из боев был схвачен. Испытал на себе все тяготы гитлеровского застенка. Бежал. Сражался в партизанском отряде.

После освобождения Кировограда снова работал секретарем райкома комсомола. Позже получил специальную подготовку в разведшколе.

Ефрейтор Груша — Анка — еще моложе. Груша лишь недавно окончила десятилетку, короткое время работала в горкоме комсомола. Пришла в армию по комсомольской путевке. Окончила школу радистов при батальоне связи.

На рациях разных систем работает четко, быстро. Отлично владеет пистолетом, холодным оружием. Вот и все. И много и мало. Мне не терпелось узнать, какие они на самом деле — мои завтрашние друзья-товарищи.

В начале июля штаб 1-го Украинского фронта находился в Проскурове. Товарищи из разведотдела фронта поселили меня в небольшом домике на окраине города, у железнодорожного вокзала.

В этом домике мы потом жили всей группой.

Почти ежедневно приходили к нам офицеры разведотдела. Отрабатывались легенды, изучался будущий район деятельности. Совершенствовались наши познания о вражеских войсках. Словом, дел, впечатлений хватало. Но из всего мне наиболее запомнилась первая встреча с Алексеем.

Он заявился в наш домик под вечер. Первое, что бросилось в глаза, — буйная, непокорная цыганская шевелюра. Сам среднего роста, худощавый. Из-под спадающего на лоб чуба весело, задорно поблескивают озорные глаза. В домик не вошел, а влетел вихрем. Не усидел на одном месте и пяти минут. Энергии хоть отбавляй. И очень уж подвижный.

Я представлял себе разведчика вообще и своего заместителя в частности совсем другим: спокойным, уравновешенным, медлительным, молчаливым. А этот — говорун, каких мало. Непоседа. Все делает на бегу, в бешеном темпе.

Впрочем, еще в Проскурове я убедился, что Алексей мог легко перевоплощаться. Когда требовала обстановка, становился спокойным, рассудительным. Глазастый, ничего не ускользало от его цепкого взгляда. Стрелял метко, но тренировок не прекращал ни на один день. Вначале облюбовал для себя ТТ, а позже заменил его наганом. Пули одна за другой ложились в черное яблочко мишени.