Пароль не нужен

А снег действительно начал идти, как в театре, громадными хлопьями, непроглядно и быстро. Снег помогал Исаеву, заметал следы, укрывая теплом землю, уставшую от войн.

– Ну ты, рожа, – сказал Пимезов Тимохе, – признавайся добром, как все было, пока я кожу с тебя не спустил и на кнопки над головой не застегнул.

– Мальчик, – рассвирепел Ванюшин, – я этого человека знаю пятнадцать лет!

Пимезов смешался, ибо не думал, что говорит так громко.

– Нервы-с, – заметил он, – совсем сдают.

– Лечить надо, а не орать, как базарная торговка.

ПАРТИЗАНСКАЯ ЗЕМЛЯНКА

Исаев сидит рядом с Суржиковым и Кульковым. Лицо его растерянно и жалко.

Исаев читает шифровку, которую ему вручил связник, только что пришедший от Постышева. Исаев видит цифры. Их целая колонка, они пляшут у него перед глазами. А цифры эти говорят:

Вам предстоит изыскать возможность отъезда вместе с наиболее реакционной частью белогвардейцев в эмиграцию, для того, чтобы мы смогли знать через вас о новых заговорах против республики, которые, бесспорно, будут организовываться. Дзержинский

Исаев прочитывает шифровку еще раз, медленно сжигает ее на свече, растирает пепел по дощатому полу сапогом, потом тихо говорит:

– Давайте сюда Гиацинтова.

Полковника вводят в землянку. Взгляд его сейчас кроличий, глаза красные, быстрые.

– Ну? – спрашивает его Исаев. – Как, Кирилл Николаевич?

– Плохо, Максим Максимыч.

– Понятно, что плохо. Так «да»?

– Вы имеете в виду мою работу на вас?

– Именно.

– Я согласен.

– Так сразу?

– Я же у вас, что мне остается делать?

– Достойно умереть.

– Не хочу.

– И правильно.

– Гарантии?

– Ваша помощь.

– Пожалуйста.

– Мне нужны все группы, которые вы отправили к нам в тыл.

– Гарантии? – повторил полковник.

– Честное слово.

– Вы же разведчик.

– Именно.

– Этого мало.

– Ладно. Вы на протяжении ближайших двух-трех лет будете нам нужны. У вас есть люди в парижских эмигрантских кругах?

– Да.

– В берлинских?

– Тоже.

– Это залог вашей жизни. Я у вас не прошу сейчас рекомендательные письма к ним. Но они мне вскорости понадобятся. В сопроводиловке я это написал.

– В какой сопроводиловке?

– Это наше словечко, надо бы знать. В бумаге, которую передадут мои люди вместе с вами в штаб, в Читу, а затем в Москву.

– Меня отправят туда?

– Конечно. И если вы вздумаете шутить по дороге, вас пристрелят. Это я вам обещаю. А что делать? В вашей профессии, как вы говорите, самое опасное – заиграться…

– Я не пойду туда!

– Бросьте, Кирилл Николаевич, пойдете.

Когда Гиацинтова увели, Исаев спросил:

– А как я туда с пустыми руками приду? По легенде ж я зверя преследую.

– По чему? – спросил Суржиков уважительно.

– По легенде, – улыбнулся, вздохнув, Исаев, – есть такое у нас словечко…

– Мы сначала думали вас вязать, – сказал Суржиков, – больно вы на харю-то аккуратный. Сомнение было взяло. А что касаемо зверя, так мы изюбренка подстрелили, можем отдать, чтоб вам не с пустыми руками…

* * *

Дверь Тимохиного зимовья открылась, Исаев сделал шаг в комнату, забитую сыщиками и следователями, и упал. За спиной у него был изюбренок, килограммов на шестьдесят.

– Двадцать километров пер, – прохрипел он, – никто встретить не смог, сволочи! Спать хочу. Там, в тайге, еще большой лежит – по следам найдете.

И, сняв шапку с мокрой головы, он лизнул сухим, шершавым языком снег, занесенный кем-то из сыщиков в заимку.

Стало очень тихо. Все недоуменно переглядывались, а потом к Исаеву подошла Сашенька с сияющими глазами, стала перед ним на колени и принялась целовать его воспаленное, сухое лицо.

Ванюшин, кривя лицо, сказал:

– Дерьмо вы, а не сыщики, чем деньги вам платить, так лучше учить проституток китайской грамоте. «Убийство», «допросик», – передразнил он контрразведчиков и смачно, презрительно сплюнул.

Те переглянулись и ничего не ответили. Ванюшин по-шутовски согнулся и шепнул Исаеву на ухо:

– А патрон, судя по твоим словам, был один, Максим… Как же двоих зверей ухандокал, а, маленький мой?

* * *

Через три дня полковник Суходольский, назначенный Меркуловым исполняющим обязанности начальника контрразведки, вызвал Исаева через подставных лиц на свидание в оперативный отдел штаба молчановской армии. Он пошел навстречу Исаеву с открытыми для объятий руками. Чуть заикаясь – это было у него в минуты сильнейшего волнения, – Суходольский спросил, глотая открытые гласные:

– Так что же, друг мой, «да»?

Исаев улыбнулся и сказал: