Пароль получен

Дня через два после разговора с полковником шпик, приставленный к Готвальду, донес, что последний заходил в кабинет хирурга военного госпиталя Лещевского и пробыл там четверть часа. Подслушать их разговор не удалось, однако, как установил агент, последние два месяца шофер посещал врача примерно раз в десять дней.

Агент смотрел карточки больных, обнаружил, что у Готвальда зарегистрирована застарелая язва желудка, которая последнее время ею беспокоит.

Все посещения больным госпиталя были тщательно записаны, так же как и лекарства, которые ему прописывались. Но что-то Штропу показалось подозрительным.

Тонкие ноздри его нервно затрепетали. Он поспешно достал сигарету и жадно закурил.

— Продолжайте наблюдение, — распорядился он, — и обо всем сразу же докладывайте мне.

В тот же день санитарная часть аэродрома вывесила объявление, в котором обязывала обслуживающий персонал в течение двух дней пройти медицинскую проверку. По приказу Штропа один из опытных немецких госпитальных врачей выехал на аэродром. Врач, поблескивая стеклами маленьких старомодных очков в золотой оправе, участливо расспрашивал Готвальда о его здоровье.

— Так, так… Язва желудка, говорите? Ай-ай-ай. Нехорошо… Такой еще молодой человек, такое сильное тело… Настоящий ландскнехт!

Порекомендовав шоферу не поднимать тяжестей, не курить и не есть ничего острого, врач закончил осмотр и, едва Готвальд вышел за дверь, позвонил Штропу.

— Абсолютно здоров, господин полковник. Да, да, уверен. У меня нет ни малейших сомнений. Здоров как бык.

Готвальд понял: пришла беда. Правда, его отпустили после допроса, но он знал, что не отвел от себя подозрений. Ведь он действительно был абсолютно здоров, а врач, осматривавший его, был старый и опытный. Дома он изо всех сил пытался скрыть свое состояние, но это ему не удалось. Жена донимала его расспросами. Валентин уверял ее, что он просто устал.

— Разве я не вижу! — воскликнула Евгения. — Последнее время ты стал совсем другой, что-то скрываешь. Нет, нет, не спорь, я все вижу. Это началось, как только мы переехали сюда, в эту проклятую дыру.

Валентин едва слушал жену. Мысли его были заняты одним: надо бежать. Но нужно сначала предупредить своих и переправить к партизанам семью. Он знал, что в его распоряжении считанные часы, и, с трудом дождавшись вечера, отправился к Лещевскому на квартиру. Другого выхода он не видел. В этом и была его ошибка.

Он, идя к Лещевскому, не заметил, что за ним увязался «хвост».

Выслушав Валентина, Адам Григорьевич забеспокоился: надо предупредить Алексея. На следующий день забеспокоился еще больше: из регистрационного ящика исчезла карточка Готвальда. Сначала он подумал, что положил карточку в ящик своего стола, но ее не оказалось и там. Ах как сейчас не хватало Алексея, его мудрого совета и поддержки!

До недавнего времени у них был связной, но теперь, когда того переправили в лес к партизанам, Алексей предложил другой способ общения.

— Будете держать меня в курсе дела обо всем письменно, — сказал Алексей. — Знаете, где находится Крестьянская улица?

Лещевский утвердительно кивнул головой.

— Еще бы! Я ведь здешний старожил.

— Так вот, — продолжал Алексей, — там на правой стороне улицы, в последнем телеграфном столбе, устроен у самой земли тайник. В небольшую эту щелочку вы вложите записку. Чтобы ее не заметили, бумагу на сгибе замажьте простым карандашом.

Этим способом связи Лещевский и решил воспользоваться. Вечером, возвращаясь из госпиталя, приказал шоферу остановиться неподалеку от Крестьянской улицы и сказал, что хочет пройтись пешком. Шофер уехал, а Лещевский размеренно зашагал. Поравнявшись с последним столбом на правой стороне улицы, сунул записку в щель.

При этом он сделал вид, что, закуривая, уронил спички.

На следующий день озадаченный Адам Григорьевич нашел карточку Готвальда на месте, в регистрационном ящике. Вертя ее в руках, Лещевский понял, что совершил непоправимую ошибку, не уйдя из города немедленно, как только узнал о допросе Готвальда.

Лещевский не знал, что карточка появилась на месте после того, как Штроп отчитал врача, исследовавшего Готвальда, за то, что тот не догадался поставить ее на место немедленно.

С этой минуты Лещевский потерял спокойствие. Он понял, что гестапо напало на след, каждый шаг его отмечен шпиками, и особенно его волновало, что кто-нибудь из агентов видел, как он клал записку в тайник. Лещевский боялся, что он навел ищеек на след Алексея.

Прощаясь на шоссе с Готвальдом после посещения комнаты Фукса, Алексей сказал шоферу:

— Сегодня же уходи! Это приказ Корня.

— Но может, все обойдется. Я ведь здесь на хорошем счету. Смогу еще быть полезным для общего дела.

— Нет. Уходи.

— А как же семья?

— Временно остановишься в Криницах. Знаешь где это?

Готвальд утвердительно кивнул.

— Разыщешь там Захара Кивига. Человек он проверенный. Село глухое. Немцы и полиция заглядывают туда редко. Кивиг живет во втором дворе на краю села. Он предупрежден людьми Корня.

Готвальд обещал, что сегодня же уедет, а сейчас, чтобы не вызвать слишком скорой тревоги, отвезет Фукса на совещание.