Пароль — Родина

Здесь и обосновался Бельцкий пограничный отряд. А еще дальше, уже на самом берегу, крутом и высоком, в утопающем в каштанах селе Старые Бедражи, встали часовые новой советской границы — заставы Бельцкого погранотряда.

…Маленький одноэтажный домик. Окна выходят в сад. Сквозь деревья проглядывается неширокая проселочная дорога. Прут совсем рядом. Сюда, в Старые Бедражи, он несет речную прохладу, столь приятную в знойные дни.

До чего же беспокойна, непоседлива жизнь солдатская. Сегодня — здесь, завтра — там. Еще не успел устроиться, обжиться на одном месте, а тебя уже ждет новое назначение. Приказ! Командованию виднее. Затянул снаряжение, застегнул шинель, пристроил на верхней полке плацкартного, а то и бесплацкартного вагона чемоданчик, чтобы не мешал, — и в путь-дорогу. Новые города, деревушки, реки, озера… Недавно купался в польской реке Сан, у Перемышля, а сегодня окунулся в воды величавого Прута.

По утрам Виктор обычно просыпается от ржания Регеры. Капризная вороная кобылица, подарок Краснодарского конзавода, Регера тянется к свежим, обрызганным росой листьям каштановых деревьев, растущих возле садовой изгороди. Регера у зовет хозяина и первая встречает его. Начинается трудовой день.

В то время начальником Бельцкого погранотряда был майор Иван Соловьев[3], опытный, бывалый офицер, отличный строевик, стрелок и наездник. Молодые офицеры были буквально влюблены в него и старались подражать ему во всем.

Виктору нечасто приходилось бывать в Бельцах. Куда чаще сам командир отряда наведывался в комендатуру, и всегда при встречах между молодежью и майором завязывались долгие, неторопливые беседы.

Майор Соловьев охотно рассказывал и о себе, и об интересных происшествиях на границе, о боевых эпизодах, о захваченных диверсантах и шпионах. Слушая его, Карасев и другие молодые офицеры завидовали удивительной способности майора безошибочно разбираться в людях. Солдат майор любил и знал «насквозь». Офицеров понимал с полуслова, А задержанных допрашивал легко, свободно, будто вел с ними непринужденный разговор, и, главное, сразу же угадывал, кто из них случайный нарушитель государственной «границы, а кто — вражеский лазутчик.

— Граница ошибок не прощает, — говорил Соловьев. — Настоящий пограничник должен быть не только смелым или, скажем, уметь метко стрелять. Это, конечно, обязательно. Но главное в том, что он должен всегда помнить: здесь и позади родная земля. Родина! Вот она — гляди, любуйся… И пограничник обязан охранять подступы к ней. Вроде ключа она дала ему и сказала: береги меня!

Пограничник должен быть, — продолжал Соловьев, — неутомимым ходоком, следопытом, должен любить и уметь читать природу. Куст слишком зелено расцвел, птичка не вовремя зачирикала, засвистела, вода у берега плеснула, лягушки неожиданно перестали квакать… Все надо слышать, видеть, понимать. У настоящего пограничника слух, как у профессора музыки. Ни одной фальшивой ноты не пропустит. А реакция должна быть мгновенной.

И Карасев, очень увлекавшийся умными и смелыми людьми, ни один совет Соловьева не пропускал мимо ушей.

Над Прутом поднимался большой ярко-желтый солнечный диск. Разгорался день, безоблачный, жаркий.

Послушная руке всадника, Регера медленно трусила вдоль берега, косясь большим немигающим глазом на серого жеребца, на котором ехал Соловьев. По ту сторону Прута было безлюдно и тихо.

— Спят еще, — усмехнулся Карасев, показывая рукой на противоположный берег.

Но лицо майора оставалось сосредоточенным и напряженным.

— Спят?.. А ну, вглядись как следует.

Действительно, чем внимательнее смотрел Виктор на румынский берег, там отчетливее ощущал безлюдие и пустоту, царившие там. Прозрачное кружевцо дыма не поднималось ни над одной из труб. Крестьянские дома, вросшие в берег возле самой реки, гляделись пустыми глазницами открытых ставен. Всюду были убраны занавески. Исчезли неизменные горшки с цветами. За ночь село словно вымерло.

— Ушли люди, — продолжал майор. — Ушли ночью, незаметно. Всех угнали в глубь страны. Приказ военных властей — немецких и румынских. Об этом приказе мы вчера узнали. Очищают пограничную полосу от гражданского населения. Значит, что-то готовят. Понятно?

Да, теперь все становилось понятным. Немцы, фашисты… Сейчас война бушевала где-то там, за рубежами Родины, но ее смрадное дыхание становилось все более ощутимым, горячим. И это обезлюдевшее пограничное румынское село, не означает ли оно, что не сегодня, так завтра…

От неожиданно натянутой узды Регера резко остановилась, попятилась назад и даже попыталась подняться на дыбы. Успокоив ее, Виктор еще внимательнее стал слушать майора. А тот продолжал разговор все так же неторопливо, не повышая голоса, словно рассказывал что-то хорошо знакомое, обыденное. Но это уже был не рассказ, не дружеское поучение, а приказ.