Пароль — Родина

Конечно, разбросанность групп затрудняла для Жабо руководство боем и осуществление взаимодействия. Но тут уж ничего не поделаешь — приходилось считаться с неизбежными трудностями и возможными неожиданностями. Но это же, как потом оказалось, напугало гитлеровцев и создало у них впечатление, что в Угодском Заводе неизвестно откуда появились крупные силы Красной Армии.

Отдельно была выделена группа подрывников. Ей поручалось подобраться к реке Угодке, подорвать мост, уничтожить охрану, а потом, вовремя боя, спилить и повалить побольше телеграфных столбов на окраинах поселка, а в центре рвать связь любыми способами.

— Начало налета — 2.00 (— Товарищи, сверьте часы!).

Сигнал начала действия — пулеметная очередь на правом фланге (группа Лившица) трассирующими пулями.

Выход из боя — по приказу командира через связных. Место сосредоточения отряда после боя и эвакуации раненых — лес, пятьсот метров восточнее Угодского Завода.

Знаки опознавания своих — белые повязки на рукавах и головных уборах. Общий пароль (особенно на случай совместных действий и столкновения в темноте) — «Родина!», отзыв — «Москва!»

Каждая группа после инструктажа выдвигается на исходное положение, располагаясь вдоль окраины поселка на протяжении примерно двух километров.

— Все понятно? Вопросы есть? — тихо спросил Жабо, закончив повторный инструктаж. Он почувствовал, как пересохло в горле от волнения и напряжения, и вынужден был несколько раз кашлянуть в рукав.

— Понятно… ясно… — раздались голоса командиров, и только Гурьянов задал вопрос, который, собственно, вертелся на языке у каждого:

— Ну, а если что случится не по плану? Тогда как?..

— Тогда действовать по обстановке, — прозвучал твердый голос Жабо. — Что бы ни случилось — всем выполнять главную задачу: истреблять фашистов, технику, захватывать документы. Действовать смело, решительно, помогать товарищам.

После минутной паузы он уже другим, не начальническим тоном добавил, будто подумал вслух:

— Ведь идем в бой за Родину, товарищи!

Эти слова прозвучали мягко, дружески и вместе с тем торжественно.

Гурьянов порывисто обнял Жабо и растроганно проговорил:

— Спасибо, друг… Правильные, хорошие слова сказал.

А потом добавил:

— Знаешь, Владимир, у меня сейчас такое чувство, будто я домой собрался.

— А в доме — гости непрошеные.

— Мы их угостим сейчас так, что весь век помнить будут.

— Ты только берегись, под пули не лезь.

— Слушаюсь, — шутливо откозырял Гурьянов. — Мне ведь и самому хочется, когда эту мразь выкурим, поработать вовсю. Мы, брат, из Угодского Завода образцовый район сделаем.

Даже в последние минуты перед боем Михаил Алексеевич нет-нет да и возвращался мыслями к своему району, к своему «хозяйству», которому отдал много труда и любви. В этот ночной час, уже чувствуя себя в бою, в схватке с еще не видимым, но засевшим и хозяйничающим в родном селе врагом, Гурьянов невольно думал о завтрашнем дне — без войны, без фашистов и строил планы, которыми всегда была переполнена его энергичная, деятельная натура.

Жабо недовольно хмурился: он, кадровый офицер, привык к точности и определенности, а все сведения партизанских и войсковых разведчиков были все же неполными. Какие вражеские силы именно сейчас, в эту ночь, находятся в Угодском Заводе? Поскольку этого разведчикам, к сожалению, установить не удалось, можно было только с наибольшей долей вероятности предположить, что в селе находились подразделения и канцелярии тыла 12-го армейского корпуса с приданными им несколькими танками и орудиями, одна-две роты охраны, аппарат комендатуры, гестапо или секретной полевой полиции, то есть жандармерии. Ко всему этому надо приплюсовать и маршевые роты, которые обычно на день-два останавливались в селе: ведь пополнение частей корпуса следовало через Угодский Завод.

Обо всем этом раздумывали Жабо, Карасев, Гурьянов, Щепров и все остальные воины отряда. «Да, как ни считай, а немцев здесь наберется до четырех тысяч, а нас всего 302 человека. Маловато! И все же, если удастся разгром фашистских сил в Угодском Заводе, это не может не повлиять на действия соседних войсковых частей, крепко поможет нашей 17-й дивизии».

Жабо еще и еще раз уточнял план налета, ясно понимая и веря, что даже такая ограниченная операция будет иметь значение, поскольку она развернется в ближайшем тылу немецко-фашистских войск, в условиях исключительно плотной их концентрации в решающие, критические дни битвы под Москвой.

Это и успокаивало и обнадеживало Жабо. Своих мыслей и предположений он не скрывал от Карасева, Гурьянова и других товарищей и помощников.

Но в тот момент, когда прогрохотали первые пулеметные очереди, все раздумья и предположения сразу же отодвинулись далеко назад, и им, командиром сводного отряда, овладело только одно желание — довести начатое дело до конца и показать всем бойцам — и партизанам, и войсковикам — пример храбрости, бесстрашия и воинского мастерства.

Ровно за десять минут до назначенного срока проводники вывели группы в намеченные места, откуда те по сигналу должны были двинуться к своим объектам.