Пароль: «Вечность». Падение небес

Андрей Левицкий, Алексей Бобл Наемники Фортуны

Андрей Левицкий, Алексей Бобл. Пароль: «Вечность»

Глава 1

Поздней весной небо над Киевом высокое и чистое, с Днепра дует свежий ветер, колышет кроны деревьев на склонах холмов. Посверкивают золотом купола Лавры, и статуя Родины–Матери, в просторечии – Железная Женщина, высится над городом, похожая на грозную богиню войны.

Таким запомнился мне Киев с тех пор, когда в юности я несколько раз приезжал сюда. Но сейчас все иначе: дым пожарищ застилает небо, деревья повалены, на склонах холмов – воронки. Некоторые из них появились благодаря мне.

В наушниках прозвучало:

– Работаем как обычно?

Под крылом «Су–25» проносились крыши панельных коробок. Справа, над центром города, поднимались клубы дыма, впереди горела Лавра.

– Как обычно, – ответил я ведомому. – Завидуешь?

Шмакин помолчал, обдумывая ответ.

– Развалить мост Патона… – протянул он, и я усмехнулся. – Не каждый день такое бывает, но если…

– Пятнадцать градусов влево, – перебил я.

С крыши высотки по нам открыл огонь крупнокалиберный пулемет. И тут же в кабине пискнула сигнализация: чья–то РЛС пыталась захватить нас в свои сети. Я выстрелил тепловые ловушки, закладывая вираж и снижаясь. Выровняв штурмовик, бросил взгляд через плечо. Ведомый держался в стороне и чуть выше.

Мы летели над правым берегом Днепра, приближаясь к статуе. Ну и страхолюдина! И зачем братья–украинцы изуродовали так свою столицу? Хотя их этой штукой, насколько знаю, осчастливили еще во времена СССР, а тогда народ не очень–то спрашивали, чего он хочет, а чего нет.

Впрочем, судя по происходящему, с тех пор мало что изменилось.

– Работаем. Зенитчики твои. – Я начал набирать высоту.

Дымные трассы снарядов снизу вверх перечеркнули небо. С площадки возле статуи по нам вела огонь зенитка, и Шмакин спикировал на нее.

Внизу у берега мелькнули притопленный земснаряд, баржа, развалины кирпичного завода. Я включил форсаж, пролетел над набережной. Закрутив «бочку», увел машину к городу, чтобы развернуться и сделать заход на мост Патона.

Штурмовик Шмакина вышел из виража над Днепром.

По спине пробежал знакомый холодок, и я завертел головой в поисках опасности. В кабине опять запищала сигнализация.

Предчувствие не обмануло – над горящей Лаврой набирал высоту «Ми–24» национальной гвардии. Вертушка выпустила две ракеты, которые рванулись на сверхзвуке за самолетом Шмакина, и сразу ушла на разворот, пытаясь скрыться в дымной пелене над холмами.

– Катапультируйся! – крикнул я.

В полной уверенности, что ведомый выполнит мою команду, разрядил кассету с тепловыми ловушками и спикировал над мостом.

Конструкция архитектора Патона соединяла два берега. Я вел штурмовик над единственным в мире цельносварным мостом, к которому, по данным разведки, с юго–востока подходили механизированные подразделения национальной гвардии.

Сняв вооружение с предохранителей, вдавил кнопку пуска неуправляемых ракет. Одновременно с ними вниз ушли две фугасные авиабомбы.

Снова форсаж. Набор высоты.

Грохот взрывов догнал самолет. Мост провалился, воды Днепра вскипели вокруг обломков.

Разворачиваясь по пологой дуге над высотками левого берега, я попытался найти ведомого. Его нигде не было, только густой шлейф дыма висел над рекой.

– Серега? – позвал я. – Серега!

Эфир молчал. Конечно, у Шмакина не было шансов спасти машину: от ракет «воздух – воздух», пущенных с близкой дистанции, никакие маневры не спасут. Но почему он не катапультировался? Отказала техника?

Или все же успел? Я пытался высмотреть купол парашюта на фоне зеленых холмов и клубов серого дыма, но не видел его.

А вот раскрашенная в сине–желтые цвета вертушка летела к огромной железной статуе, повторяя маневры Шмакина над правобережьем Киева. Должно быть, она из боевого охранения колонны противника, движущейся к мосту.

Когда мы легли на встречные курсы, я сразу ушел на «мертвую петлю». Кровь прилила к лицу, застучала в висках. В зените сделал «полубочку», свернул к реке. Поймав в прицел «Ми–24», облетавший статую с другой стороны, выстрелил.

В кабине взвыла сигнализация.

Самолет привычно вздрогнул, когда обе управляемые «Р–60» с шипением ушли вперед.

Горите в аду, уроды! Это вам за моего ведомого!

Поворачивая, я не смотрел вперед, мне хотелось видеть, как на Киев упадет сбитая вертушка. Эти, на «Ми–24», убили Серегу! Он был хорошим пилотом и хорошим товарищем. Не другом – у меня вообще нет друзей, – но когда–то в Казахстане Шмакин спас меня. Вернулся и посадил своего «Грача» на плато за минуту до того, как там появились душманы…

Обе ракеты попали в цель, одна угодила в кабину, взрыв другой разрубил хвостовую балку. Но за мгновение до этого вертолетчики, развернув машину, успели дать залп.

Я летел к статуе. В кабине пронзительно запищала сигнализация, и руки сами легли на ручку катапультирования.